Пусть природа поработает

 

С Татьяной Мушинской мы знакомы еще с журфака. После выпуска общение с ней, как и со многими другими однокурсниками, пишущей братией, было заочным:  вот прочла ее рецензию на премьеру в Национальном академическом Большом театре оперы и балета Беларуси, а вот — информация о ее новой книге. Поводом для личной встречи стало событие более чем печальное: белорусские СМИ сообщили, что ушел из жизни доктор филологических наук, профессор, лауреат Государственной премии Беларуси им. Я Коласа, член-корреспондент Национальной Академии Беларуси  Михаил Иосифович Мушинский. Такое по-человечески понятное желание выразить соболезнование стало поводом для серьезного разговора с Татьяной Мушинской, поэтессой, театральным критиком, журналистом, либреттистом,  обладателем диплома Комиссии Республики Беларусь по делам ЮНЕСКО «За расширение знаний о театре Беларуси» (2008) и III Национальной музыкальной премии в области эстрадного искусства в номинации «Лучший журналист (музыкальный критик)» (2013). Разговор шел не только о творческом наследии ее отца,  но и о том, насколько сложно было соответствовать такой известной фамилии, об уроках семейного воспитания  и даже о родительских “ошибках”, которые довелось повторить.

 

– Татьяна, принимая во внимание масштаб личности твоего отца, скажи, это трудно —  быть дочерью известного человека? Эта известность помогла тебе самореализоваться или усложняла твой собственный путь?

– Когда была школьницей, потом студенткой, не воспринимала отца как известного человека. Для меня он был просто папа. Очень обаятельный. Бодрый, спортивный. Всегда увлеченный своим делом. Оригинально мыслящий. Ученый, литературный критик. Кинооператор.

Знаменитыми в ту эпоху казались исключительно артисты театра, кино, эстрады, те, кто часто появлялся на телеэкране. Отец же всю сознательную жизнь занимался наукой, исследованием белорусской литературы. В советские времена это не выглядело особо престижным.

Думается, масштаб личности таких ученых, как  Михаил Иосифович, осознается нашим обществом постепенно. И чем дальше, тем этот масштаб становится все более явным и очевидным. О достижениях, значении его как ученого, лучше всего говорят факты. М.И. Мушинский руководил программой подготовки многотомных научных изданий, в том числе первых Полных собраний сочинений М. Богдановича, Я. Купалы, собраний сочинений И. Мележа, Я. Коласа, М. Лынькова, З. Бядули, П. Бровки и многих других белорусских литераторов.

В 2011-м, когда отцу исполнилось 80 лет, Национальная академия наук издала книгу его библиографии. В ней перечень монографий (их 13), разделов в коллективных монографиях (31), а также статей, рецензий, предисловий (их 312). Вспомню и доклады, прочитанные на научных конференциях (их 80). Только перечисление его работ  занимает 100 страниц! Как это все можно было написать?!

Папа всегда писал только от руки. Никогда не печатал на машинке, позднее и за компьютер не пересел — в этом ему помогала мама. Подготовить научные литературоведческие тексты к печати — огромный труд. Вычитать машинописный вариант, потом набор, следом корректуру. Статья – короткая дистанция, а книга в 300 или 500 страниц – марафон. Объем того, что отец успел сделать, и сегодня кажется мне нереальным, вызывает восхищение и безмерное уважение

Поскольку театральная сфера все-таки близка литературной, а гуманитарии преобладают и там, и там, то фамилия в какой-то степени помогала. Имя не надо нарабатывать «от нуля». Но я радовалась, что мы существуем в разных жанрах и пространствах. Он – в литературной критике, я – в театральной и музыкальной. И никто не может сказать: «А, это папа за тебя написал!» Ведь понятно, что невозможно одновременно и профессионально заниматься изучением литературы и театра. Когда меня спрашивали: «Так вы – дочь Михаила Иосифовича?», я отвечала: «Да, дочь. Но имею самостоятельную ценность!» В этом есть доля шутки, а все остальное правда.

Если говорить о соответствии масштабу, то достаточно давно я для себя решила, что вряд ли смогу угнаться за отцом. Поэтому не стоит устраивать соревнования – кто больше книг напишет и у кого они массивнее. Женщины в принципе любят камерность, изящество, поэтому сборник стихов никогда не будет объемнее капитального научного исследования.

К тому же в родительском доме бытом всегда занималась мама, а в моей семье – я сама. На организацию повседневной жизни, на то, чтобы выслушать детей, им в чем-то помочь, тоже нужно время. Нельзя заниматься творчеством, когда холодильник пустой, пол не метен или кто-то серьезно болеет. Поэтому лучше я сделаю меньше, но буду пребывать в гармонии со своими близкими и окружающим миром.

– Твоя домашняя библиотека. Все ли книги из нее удалось прочитать и помогло ли это сформировать тот багаж знаний, который позволяет журналисту уверенно чувствовать себя в беседе с профессионалами?

– Наверное, такой цели – прочитать все – никогда не возникало. Думаю, это нереально. Когда родители получили квартиру в Зеленом Луге, а это 1964 год, она выглядела почти пустой. Без мебели, которая появилась позже. Книги были. Но не в таком количестве, как позже.

Помню, я записалась в несколько библиотек. Школьную, библиотеку домоуправления (там было много классики). Массу ценных изданий отец брал на абонементе библиотек Академии наук и Дома правительства.

Огромная домашняя библиотека собиралась постепенно. Были тут, конечно, собрания сочинений классиков – русских, белорусских, зарубежных. Самые разные словари, справочники, энциклопедии. У мамы, которая много лет преподавала в школе, потом стала автором учебников по литературе, сложилась своя, большая книжная коллекция. У брата-физика – своя.

Я собирала книги по театру, кино, музыке, альбомы живописи. Когда начала работать как журналистка, то заказывала интересные мне издания по опере и балету в московском издательстве «Искусство». Их присылали в один из минских книжных, где я их выкупала. Родители всегда выписывали разные литературные журналы. Я – то, что нужно для профессии. Журналы «Театральная жизнь», «Музыкальная жизнь», «Театр», «Искусство», «Декоративное искусство».

Замечу, и мама, и отец никогда не жалели денег на книги. Как и на пластинки, альбомы, билеты в театр. В какой-то момент, когда книги заполонили все комнаты и стали буквально выселять из квартиры, в покупке новых изданий они “притормозили”. Но все равно библиотека медленно и невольно пополнялась: на полках и сейчас много книг, написанных коллегами отца, с дарственными надписями. Есть книги, на которые он писал рецензии. Есть издания его аспирантов, тех, у кого был консультантом при написании докторских.  

– Анализировала ли ты для себя, какие качества позволили отцу стать таким признанным и авторитетным в своей области специалистом?

– Конечно, анализировала. Во-первых, у папы хорошие гены. Здоровое, очень трезвое, именно народное восприятие действительности. Неслучайно Марфа Ивановна, моя бабушка, его мама, прожила почти 90 лет и работала до глубокой старости.

Есть в популярной песне строчка: «святая к музыке любовь». В родителях всегда ощущалась абсолютная любовь к литературе. Огромный интерес к классике и самым достойным новым авторам. Тонкое чувство стиля, языка, композиции, образов. Немыслимый кругозор! Отец всю жизнь развивался, читал, анализировал. Помню, моя подруга Галина Шаблинская, которая бывала у нас дома еще и в студенческие времена, сказала мне, в конце 90-ых или в начале нового века: «Многие наши однокурсники своих родителей давно переросли. А ты – нет. Поэтому тебе с ними интересно!». И это очень правильно подмечено.

Папа работал над новыми книгами, когда ему исполнилось не только 60 лет, и 75, и 80. Причем, когда они выходили, оказывалось, что ты держишь в руках не тонкую  брошюрку, а солидную монографию в 400-500 страниц. Конечно, это удивительный пример творческого и научного долголетия.

Думаю, все секреты этого долголетия и не поймешь, и не перескажешь. Но пару все-таки назову. Папа, всегда очень сосредоточенный на деле, был нетребовательным в быту, умел обходиться минимумом. Никакого вещизма, стремления к накопительству. Духовное всегда доминировало, существовало впереди материального. Мама всегда хорошо и с удовольствием готовила. Но все остальное… Не было дачи, которая требует много времени и сил. Не было желания часто ходить в гости и принимать гостей. Не возникла привычка к долгим дискуссиям и пустым разговорам. Такой образ жизни хорошо соответствует афоризму: «Сколько на свете существует того, что мне не нужно!».

– Самое яркое воспоминание детства, связанное с папой…

– Их много.

… Мы в лесу, горит костер. Папа выкатывает из него румяную, кое-где и обгоревшую печеную картошку. И отдает, уже остывшую, нам с братом…

… Отец показывает семье новый фильм, который только сегодня забрал из проявки в мастерской. У него была любительская 8-милиметровая кинокамера, и он много снимал.

… В прихожей перед зеркалом демонстрирую родителям отдельные па классического танца и объясняю смысл, который есть в каждом движении. Папа слушает с огромным интересом. А потом с восхищением говорит: «Таня, это же страницы будущих книг!»

– Помогали ли родители реализовать твой интерес к занятиям музыкой и танцем, сначала детский, а потом переросший в профессиональный интерес к балету тебя как журналиста и критика?

– Конечно. Родители купили мне пианино, как только мы переехали в новую квартира в Зеленом Луге. Выплачивали его стоимость в рассрочку, видимо, год. Замечу, квартира была полупустая, в ней не хватало самой необходимой мебели.

Мои родители  за всю жизнь ни разу не сказали: «Зачем ты столько денег тратишь на театральные билеты? Могла бы себе что-то из вещей купить!» А когда начала заниматься балетом во Дворце профсоюзов, в студии народной артистки Александры Николаевой, отец приходил на наши концерты и репетиции, снимал их на любительскую кинокамеру. То есть родители всячески поддерживали мои увлечения. Хотя было неясно, что из всего этого “вырастет”: оно станет профессиональным,  ежедневным занятием или останется просто милым хобби.

– В отличие от папы, который всю свою жизнь посвятил одному (как мне видится) направлению в работе, ты очень многогранна в своем творчестве (меня, например, очень порадовали твои детские книги)…

– Не могу сказать, что отец посвятил себя только одному направлению. Да, его многогранность проявлялась внутри изучения белорусской литературы. Но в передаче Белорусского радио, посвященной памяти отца, Вячеслав Рагойша, известный ученый, доктор филологических наук, точно высказался на этот счет. Сказав, что Михаил Иосифович был, по сути, многостаночником. Теоретиком и практиком текстологии (науки об изданиях классиков и не-классиков). Историком, теоретиком и практиком литературной критики. Он сам выступал как критик. Занимался источниковедением, литературоведением, был организатором науки.

Для меня в какой-то момент в освоенных жанрах и на освоенной полянке становилось не очень интересно. Поэтому шла осматривать полянку следующую. Как показали дальнейшие события, это полезное занятие. Сказки и рассказы для детей сочинялись сначала исключительно для собственных птенчиков. Когда им исполнилось три-пять лет. Потом я предложила эти короткие тексты детским изданиям, они звучали на радио.

Нечаянно оказалось: жанр востребован. Дети-то все новые каждый год рождаются! Им нужны новые произведения, в которых есть актуальные и современные сюжеты, герои, лексика.

 

 

Теперь мои стихи и короткие рассказы время от времени печатаются в школьных учебниках и сборниках для внеклассного чтения. Хорошими тиражами – по 5, порой по 10 тысяч экземпляров. Вряд ли можно заранее просчитать подобные ситуации и резонанс.

 

 

– По свидетельству современников твоего папы, он очень много работал. Твоя удивительная работоспособность: более 500 статей по хореографии, музыке, театру, целого ряда книг, посвящённых белорусскому балету, сборников стихов, книг для взрослой аудитории и для детей — это пример родителей, все то же стремление соответствовать, внутренняя потребность писать или просто понимание, что без труда…

– Наверное, все сразу. Мне не хотелось, чтобы говорили: «Ну вот, на ней природа отдохнула!» С какой стати она должна отдыхать? Пускай работает! Родители всегда много и упорно трудились, для этого хватало причин и мотиваций. Наверное, доминировало стремление поддерживать свой высокий профессиональный уровень, быть авторитетным. Привычка к предельной добросовестности. Мой сын Денис как-то сказал: «Дед личным примером приучил всех тому, что работа должна быть сразу сделана хорошо. Или отлично! Что ты не должен потом пять раз переделывать». Очень точное замечание.

В советские времена можно было путешествовать внутри СССР. Но на поездки не хотелось брать деньги у родителей. Помню, отправлялась я на театральные премьеры в Москву. Ездила по «Золотому кольцу России», в Прибалтику, Армению. Рухнул «железный занавес», открылась Европа, и захотелось знаменитые города, их памятники, их архитектуру увидеть собственными глазами.  

Еще один существенный момент. Жизнь всегда была трудной. Манна с неба не сыпалась, нефтяной скважины у дома нет, акций сталелитейных заводов тоже. Чтобы обеспечить себе и семье приличный, достойный, даже не роскошный уровень жизни, надо много работать. Другого варианта не существует.

Конечно, мне всегда хотелось соответствовать. Естественное желание, чтобы родители, которые много в тебя сложили, теперь тобой гордились. Волнующий момент, когда приносишь им свою новую книгу, можешь показать превосходно изданный альбом по балету.

Приглашаешь на свой творческий вечер в Большом зале Белгосфилармонии, где новые романсы и дуэты на твои стихи споют известные оперные солисты, а музыкальные сцены исполнит хор Национальной оперы в составе 70 человек. Радостно прийти в гости к маме и папе и принести на диске или флешке новые аудиотреки – с музыкой, недавно написанной на мои стихи, которую в стране пока никто не слышал. Я всегда с предвкушением ждала этих минут, потому что знала: никто в огромном мире больше, чем мама и папа, за меня радоваться не будет.

– Любить своего ребенка. Что для тебя как дочери и мамы это означает?

– Заботиться. Защитить. Создать атмосферу, в которой хочется быть, из которой не хочется уходить. Внимательно присматриваться к тому, в чем интересы подрастающего человека. Думать, как лучше проявить его пока еще скрытые таланты. Помочь реализоваться. Не лезть в его взрослую жизнь без особенной нужды. Если надо, сам расскажет.

 

– Что из опыта родительского воспитания ты перенесла в свою семейную жизнь и где вносила коррективы?

– Конечно, я постаралась использовать самое ценное. Во-первых, понимание, что на собственных детей нельзя жалеть ни времени, ни сил, ни денег. Все, что есть, стоит вкладывать в них. Это лучшие инвестиции, которые потом как правило окупаются. Во много раз. Если дети радуют жизненными и творческими успехами, это как будто тебе медом мажут по сердцу. Это рождает чувство глубокого душевного спокойствия и удовлетворения. Понимание, что жила и живешь не зря. Коррективы? Думаю, в чем-то я повторила ошибки родителей: подрастающих детей надо в большей степени закалять. Чуть меньше искусства, а больше спорта и свежего воздуха.

– Пробуют ли себя в разных областях твои дети и получают ли при этом безусловную поддержку родителей?

– А кто их будет поддерживать в первую очередь, если не мама с папой?! В детстве сыновья многое перепробовали. Наличие способностей можно выяснить на практике, так сказать, методом «научного тыка». Оба – и Денис, и Егор – в свое время рисовали, потому ходили в художественную студию. Денис посещал еще и танцевальную. Мама, то есть я, водила.

Старший потом увлекся историей, серьезно изучал  политологию. Окончил истфак БГУ и даже защитил диссертацию. Теперь работает журналистом. Видимо, мамины гены победили. Младший самые сложные задачки решал запросто, как  орешки щелкал. Думали, пойдет в математику. Потом его захватил футбол – в теории и на практике. Предполагали: растет азартный спортивный комментатор. В итоге нашел себя в журналистике.

Как это ни странно, не только я сыновей морально поддерживаю. Они меня тоже – в моих творческих проектах и начинаниях. Я с ними советуюсь, у них учусь. Не всегда получается так, чтобы родители и взрослые дети оставались друзьями. Однако у молодежи тоже есть чему поучиться: мне кажется, они более реалистично смотрят на жизнь, более восприимчивы к новому. У них меньше ненужного пафоса, а больше иронии. И желание хотя бы частично это перенять – достаточно перспективное занятие…

Дом, где живет любовь

Благодатная почва, на которой произрастают таланты — это теплые семейные отношения, основанные на любви и уважении друг к другу родителей, на понимании исключительности каждого, даже очень маленького человека, и на поддержке стремлений этого маленького человека стать не только большим, но и значимым, стать личностью и уверенно идти к своей мечте, к успеху.

В этой мысли меня укрепила встреча с мамой космонавта Олега Новицкого — Валентиной Эдуардовной Новицкой.

… В этом аккуратном домике, что  в самом конце улицы Барыкина белорусского города Червень, своя, особенная и очень уютная  атмосфера. И не только потому, что в доме идеальный порядок, а на огороде за окном — ухоженные грядки. Здесь ощущение какого-то внутреннего уюта.

Возможно от того, что  на диване нежится трехмесячный котенок Муслим, а нам улыбается не только хозяйка дома, Валентина Эдуардовна Новицкая, но и люди на фото под главными домашними часами: три белорусских космонавта Петр Климук, Владимир Коваленок и   ее сын, Олег Новицкий.

 

Пока за окном садится раскаленное от летнего зноя солнце, а на кухне закипает чайник и остывает приготовленный хозяйкой к приезду гостей пирог, Валентина Эдуардовна вспоминает:

— В этот дом мы с мужем переехали восемьдесят втором году, через год после того, как родился Олег. Дом на две семьи, та половина была уже отстроена, а наша — нет. Мой папа, а он войну прошел и знал, что такое настоящие трудности, сразу же нас успокоил:  там дом построен чужими руками, а мы все будем делать сами, и будет у нас СВОЙ дом.

То наши  друзья помочь придут, то папины коллеги. Так и строились. Потом потихоньку расширялись. А сейчас, когда дети разъехались,  у нас с котом такие хоромы! Почему такое имя пафосное у него — Муслим? Сначала думали, что кошка, Мусей назвали. Так он на это имя и отзывается сейчас. Ну и хорошо: будем думать, Муся — уменьшительное от Муслима. А до этого у меня долго  котов не было. Когда умер муж (Виктор Иванович Новицкий ушел из жизни восемь лет назад — Т.С.), наш кот так и остался лежать в зале, где гроб стоял. Ничего  не ел и ушел вслед за хозяином через месяц. А теперь мы с Муслимом сейчас детей и внуков вместе встречаем.

С мужем мы познакомились на танцплощадке — тогда вокруг нее вся жизнь молодежи  после работы и крутилась. Вместе с подругами и друзьями Виктора домой пошли. А тут городские ребята приставать к нашим начали. Надо же было нам своих  защищать! Так и познакомились. Я тогда с другим парнем дружила, он был летчиком гражданской авиации, но Виктор меня сразу покорил своей порядочностью, тактичностью.  Ко всему относился очень серьезно, и к созданию семьи тоже.

В семьдесят первом Олег родился, а в семьдесят четвертом — дочка, Марина. Я сначала закройщицей в ателье работала, потом — технологом, но дальше по карьерной “лестнице” не продвигалась, решила посвятить себя семье. Виктор работал водителем на деревообрабатывающем комбинате. Но техника там старая была — та, что из армии списали. Немного поездит — и в ремонт. Зарплаты у водителей никакие. И на семейном совете мы решили, что папе нужно идти учиться. Он ведь из армии пришел членом партии, был членом исполкома. А тут как раз на комбинат разнарядка на поступление пришла. С работы мужу дали рекомендацию и направление на учебу в  высшую партийную школу, обучение с экономическим уклоном. Четыре с половиной года он учился на стационаре. В последний год родился Дима. А Виктору ехать на занятия, последний курс. Он и объявляет: перевожусь на заочное. Я подумала, что сдавать экзамены ему тяжело будет, потому что другая группа, другие преподаватели, и взялась уговаривать. Тебе что, пятерки нужны? Объяснишь, что недоучил, потому что семья большая, дома нагружают. Поймут же! Муж уехал. А у меня — трое детей, да еще корова, двое свиней, разработала огород. Денег-то не хватало. Декретные тогда платили два месяца до родов и два — после. Но теперь, когда времени хватает все проанализировать, понимаю, что это было не самое трудное в жизни.

О любой семье можно книжку написать, и у каждой — свой опыт. Дети нам всегда по хозяйству помогали, им дважды ничего не нужно было говорить. У всех были свои обязанности, но каждый  мог и печку  растопить, и воды принести, и корове сена положить.

Вспоминая то время, думаю, что очень важно ребенку привить понимание “хочу” и “могу”, умение правильно оценивать возможности. И лучше это делать на  своем примере. Помнится, загорелась Марина идеей покупки магнитофона. И Олега “зажгла”. А деньги где взять? Вот получили мы с мужем зарплату. Садимся вечером за столом вместе с детьми. По кучечкам все деньги разложили, на покупки, которые раньше запланировали. Остается только на еду. И мы — детям: а если вам  пойти на прополку и самим деньги на магнитофон заработать? А девочка у нас уже взрослая, ногтики отрастила. Как их на прополку? Но все же пошли. Подозреваю, что Олег больше Марины работал, но когда получили первую зарплату, деньги разделили пополам. Мы с Виктором не вмешиваемся: как вы разобрались, так и разобрались. Олег спрашивает у сестры: свои деньги на магнитофон отдашь? Конечно!  И, слышим, тихонечко размышляют вслух: сколько родители доложат? Купили магнитофон… Ой, радости сколько было! Они его так берегли, этот магнитофон. Он и сейчас у нас в гараже, как семейная реликвия.

Лишних денег в семье никогда не было. И дети это хорошо понимали. Помню, мы с Олегом на огороде работали, он в классе шестом тогда учился. Говорили о каких-то семейных покупках. А Олег и говорит: мамочка, я все равно военным летчиком буду. А когда над нашим домом пролечу, сброшу тебе сундучок с деньгами, и ты себе купишь красивое платье и туфли на высоких каблуках…

Олег и о Марине с Димой всегда заботился. И не только потому, что он — старший, просто с малых лет был человеком ответственным. Мы даже в четыре года могли ему доверить за Мариной посмотреть, покачать ее, если нужно было.

Я не знаю, когда к Олегу пришла мысль о космосе. Мы и о решении пойти в летное училище узнали, когда он, вернувшись из Минска, с соревнований по футболу, признался, что  прошел областную врачебную комиссию. Дети часто бывали у бабушки с дедушкой, а они у нас всю войну прошли, так что, можно сказать, сыновья и дочка росли на военной тематике. Олег читал много книги о войне, их приходилось даже отнимать, чтобы глаза отдохнули. Может, тогда и родилась мечта стать военным летчиком. К тому времени двоюродный брат Олега Игорь, а он старше сына на шесть лет,  уже закончил летное училище и много рассказывал о своей профессии ребятам. Это, думаю, и повлияло на выбор сына.

Чтобы пройти отбор в летное училище, нужны были отличные знания и идеальное здоровье,  так что сын “налегал” на учебу и занимался спортом — бегал вдоль шоссе, там большой круг получался.  Отец, когда был уже заместителем председателя колхоза, особенно когда посевная была или жатва,  по 12 часов пропадал на работе. Но он всегда внимательно относился к увлечениям детей. Между опорами столба электропередачи  приделал трубу, и на этом турнике ребята подтягивались. Этот самодельный спортивный снаряд сыграл в жизни Олега свою, особую роль, когда выяснилось, что для прохождения медкомиссии ему не хватало …трех сантиметров роста. Сын руками цеплялся  за турник, к ногам кирпичи прилаживал и так зависал. За 9-10 классы он вытянулся на три сантиметра, дотянув таким образом до необходимого для курсантов роста в 178 сантиметров.

 

Что же касается учебы,  то Олег был настолько требовательным к себе и внимательным на занятиях в школе, что ему практически не надо было дома уроки учить. Пояснял: то, что мне надо знать, я знать буду.  В десятом классе ему показалось, что недоработана физика. У друга, Лени Лосицкого, папа преподавал физику. Конечно, он готовили своего  сына к поступлению. Олег спросил: можно я буду слушать, какие задания вы ему будете давать. И вот целый год два раза в неделю он занимался с Леней и его папой и, что “недочерпал” в школе, взял на дополнительных занятиях.

А вот с поступлением сына в Борисоглебское высшее военное авиационное училище вышла целая история. 25 июня у Олега был последний экзамен в школе — белорусский язык и литература. А утром этого же дня нам домой из военкомата принесли вызов: до 11.45 следующего дня нужно было прибыть в  училище. Где-то этот вызов подзадержался… Понятно, что на выпускной сын уже не попадает.  Поэтому нарезала в палисаднике большой букет роз и побежала в школу,  благодарить учителей за то, что они сына учили. У Олега экзамен приняли первым, пришли с ним домой.

Ну и что делать? Расстояние до Борисоглебска немаленькое, это же Россия, Воронежская область. На поезде не успеваем, на самолете нужно лететь с пересадками. К тому же билеты надо было заранее заказывать. Батька говорит Олегу: ты давай не суетись. И ко мне: водка в доме есть? Собирай  все, что найдешь, ставь в наши “жигули”. В те времена тотального дефицита водку называли жидкой валютой. Ею расплачивались: и благодарили, и с просьбами обращались. Отец принес четыре канистры бензина. Это на дорогу туда. А на дорогу обратно уже не хватило — тоже дефицит. Так он водку, взятую из дома, поменял на бензин и так добрался до дома. Приехал расстроенный: знаешь, впервые в жизни у меня забрали ребенка, повели в казарму и никто со мной не поговорил.

Поступить-то поступили, но грянул кризис. Союз распался. Об армии думать сложно, когда экономика разваливается. В девяностом году Борисоглебское училище расформировали и Олег перевелся в Ейск, а  диплом сын получал уже в Качинском высшем военно-авиационном училище летчиков. Но был момент, когда он позвонил нам: мама, все уходят из армии, что делать? Мы вместе подумали: как бы трудно не было, нужно доучиться. Сейчас и на гражданке сложно найти работу, а имея  высшее образования можно будет потом переквалифицироваться. Правда, как же тогда быть с детской мечтой стать военным летчиком? Многие тогда ушли, а они втроем: Олег, Максим Сураев и Алексей Овчинин остались, и позже, опять же втроем, (Алексей вместе с Олегом, а Максим несколькими годами раньше) попали в отряд космонавтов. Мы очень рады, что тогда, в девяностые, когда многие курсанты уходили на “вольные хлеба”, Олег не изменил себе и остался в армии и в профессии.  

В те годы из-за нехватки топлива большая часть техники стояла “на приколе”.  А сыну очень хотелось летать. Но военные самолеты регулярно летали только в зоне военных действий. И поэтому после окончания Борисоглебского Центра переподготовки военных летчиков, куда он попал после училища, Олег изъявил желание служит в Северо-Кавказском военном округе, в Буденновске.

Вместе с ним в “горячую точку” отправилась жена Юлия, с которой они  познакомились и поженились в Борисоглебске, там у них родилась дочь Яна. Знаете, я счастлива, что жена оказалась для Олега надежной и верной второй половинкой, которая все трудности и радости переносила вместе с ним. (Тот, кому хотя бы раз приходилось волноваться за близких, наверняка понимает, что передать словами эмоциональное состояние матери или жены военного летчика, работающего в зоне военных действий, или космонавта, отправляющегося в полет, трудно, почти невозможно. Чтобы понять, это надо пережить. Но журналист Юлия Новицкая, на мой взгляд, гениально справилась с задачей рассказать о чувствах родных и близких покорителей космоса, став автором «Дневника жены космонавта”,  публикации которого на официальном сайте Роскосмоса не только позволяли нам, читателям, сопереживать автору, но и создавали потрясающий “эффект присутствия” для тех, кто следил за космическими полетами нашего знаменитого земляка — Т.С.).

Конечно, мы за них переживали, ведь там шла война.  Но Юля, когда мы звонили, а Олег был на боевых вылетах, чтобы нас не волновать, говорила, что сын к телефону подойти не может, потому что он Барона, их ротвейлера, выгуливает. А сын на наши взволнованные звонки отвечал вопросом: если не мы выполним конституционный долг, то кто тогда? Мы с отцом, конечно, понимали: такая у нашего сына, военного летчика, работа, но, признаться честно,  когда после десяти лет службы на Северном Кавказе Олег  поступил в Военно-воздушную академию в подмосковное Монино, вздохнули с облегчением.

Два года Олег проучился в академии, там же и звание получил подполковника. О том, что он проходит отбор в отряд космонавтов мы с мужем узнали не сразу, а только когда сын уже прошел медицинскую комиссию. О том же, что Олег полетит в космос, узнали из газет. Виктор приходит как-то с работы и показывает газету, где портрет Олега и написано, что  наш сын включен в состав международного космического экипажа. В полете ему предстояло быть командиром корабля. Мы сели с мужем в кухне и проплакали весь вечер. Понимали, что это новые волнения…

И в академию отбирали самых лучших летчиков. А что уж говорить про отряд космонавтов! Но только шесть человек из более чем четырех сотен претендентов со всей России были зачислены кандидатами в отряд космонавтов. Из всех ребят своего набора Олег первым  полетел через пять лет. К сожалению, далеко не всем удается осуществить свою мечту. Согласно статистике, в космос слетало чуть более трети из всех отобранных. А многие из слетавших ждали своего часа по десять, двенадцать и даже шестнадцать лет. Когда экзамены сдаешь, ни одной ошибки не должно быть, ни одного неопределенного ответа. Космос ошибок не прощает. Поэтому надо знать все на отлично. Сыну и  сейчас приходится много читать, заниматься, работать над собой.

Первый полет сына был в  2012 году вместе с Евгением Тарелкиным и американцем Кевином Фордом,  а в шестнадцатом году в их интернациональном экипаже вместе с ним были американка  Пегги Уитсон   и француз Тома Песке. В первый раз Олег  работал в космосе 144 дня, а во второй — уже 197 суток.

  

 

В центре управления полетами в Королеве нам организовывали  видеовстречи. Я туда раз в месяц ездила во время первого полета. Во втором полете была спокойнее, потому что больше знала и верила, что все будет хорошо. Сын сказал, что я должна перестать волноваться, потому что за них волнуются в центре подготовки, а там — лучшие специалисты.

Теперь, слава Богу, есть связь, низкий поклон ученым, которые ее сделали.  В первом полете, да и во втором тоже, сын почти каждый день  звонил. Бывает, правда, связь не очень хорошая, даже не слышишь, что говорит. Но есть звонок, сердце бьется, значит, здоровенький А иногда у сына и времени нет, спросит только, как дела, скажет: у меня все хорошо. Я голос услышала и — спокойна.

А во время второго полета было  даже расписание, когда космическая станция над Червенем будет пролетать.  На углу улицы у нас детская библиотека, и оттуда станция выплывает. Надо ходить, когда небо чистое, звездное. Сама  станция чуть больше звездочки, но она движется, плывет. Самолет моргает, а станция — нет, она светится за счет солнечных батарей, прозрачная почти. Я  иду, а звездочка движется, ровненько так плывет. Проплыла над нашим домом, над соседским. В два часа ночи, в три. И я хожу, ни одной возможности не пропустила. Прихожу домой, ложусь в кровать и плачу. А на следующий день опять иду.

Наверное, было бы легче, если бы муж был жив. Все радости и горести мы сорок лет переживали вместе. Но так получилось, что Олег с отцом и проститься не смог: был в это время на стажировке в Америке.  Звонит: я не успеваю прилететь! Я ему тогда сказала: не рвись! Лучше запомни папу навсегда живым и красивым. А в Хьюстоне зайди в храм и поставь свечку за упокой, попроси у Бога, что считаешь нужным. И Олег пошел, хотя верующим, в привычном понимании этого слова, никогда не был. Встретил он там русскоязычного священника из Мозыря. Олегу всегда везло на встречи с белорусами. Юля даже говорила как-то в шутку, что если сына забросить на Марс, он и там белоруса найдет. А вот как раз на 40 дней сын домой приехал. Только посадила людей за столы, Олег открывает дверь.

Сейчас живу в этом доме одна — так решила. Дети с семьями часто приезжают.  Марина с Димой — из Минска. Олег — из Звездного, говорит, что в следующем месяце тоже приедет. У них с Юлей перед вторым полетом Олега вторая дочь родилась, Маргарита.

 

 

 

 

То, что сын стал знаменитым, меня как маму, безусловно, радует. Это его достижение, которого он добился благодаря своей целеустремленности. Большой заслуги нас с отцом в этом нет. Мы просто жили, как могли и делали то, что считали нужным. А  что жизнь была нелегкой, особенно в материальном плане, наверное, было даже хорошо: преодолевая трудности и помогая друг другу, дети выросли приличными людьми, у них души хорошие.

Олег, как бы ни был занят, никогда не откажет во встрече журналистам, понимает, это их работа, их хлеб. И с детьми обязательно встретится: приходит и в родную и в другие школы на встречи с ребятами,  поздравляет победителей конкурса детского рисунка о космосе «Полет в будущее». Кому-то из начинающих художников даже из космоса может позвонить.

Когда мне говорят: ты теперь “звездная” мама, только улыбаюсь: какая я звезда. Вот сейчас пойду свиней кормить. А на вопрос, как воспитать талантливого ребенка, отвечаю просто: ребенка надо любить, умело спросить, разумно научить на своем примере. И не надо прививать ребенку любовь к деньгам, к богатству. Каждый должен быть строителем самого себя, ответственно выполнять то, на что учился и к чему есть способности, но главное —  всегда оставаться человеком.

 

Не только для Олега, но и для каждого из своих детей мы делали все, что могли, что на тот момент считали самым важным и нужным для них. И волновались  за каждого. Когда Марина была маленькой, то плохо кушала, а потому была очень слабенькой, много болела. Так я папе на работу две “ссобойки” паковала. Он возвращался домой и приносил еду “от зайчика” — то блинчики, то колбаску — которую Марина кушала очень охотно. Наша взрослая девочка теперь ужа сама мама, окончила аграрно-коммерческий техникум и работает кассиром в столичном универсаме. Работа ей нравится — это общение с людьми и возможность грамотно организовать процесс.

А когда младший, Дима, недобрал полбалла, необходимых  для поступления в вуз, мы на семейном совете обсуждали, что, если идти в строительное училище, а потом отслужить два года в армии, то школьные знания подзабудутся и поступить будет сложнее. Что делать? Надо идти на платное обучение. Первая реакция мужа — Валя, мы не стянем. Как это не стянем? Старшие-то уже отучились, и нам полегче стало. В общем,  приезжает Олег и спрашивает у нас: а как вы проплатили за Диму?  Очень просто. Два кабана в сарае стояло. Мы их продали и оплатили первый год учебы. Потом через две недели двух поросят купили. Значит, будут деньги и на второй год.  Вот так и крутились. Дима окончил политехническую академию, теперь он начальник смены на тракторном заводе, о такой работе он когда-то мечтал. У них с женой Татьяной сейчас трое детей и трехкомнатная квартира в Минске, которую  они построили сами.

Была у нас шестнадцать лет назад еще одна общая с Диминой семьей забота — наша внучка Лизонька. Когда она родилась, Дима и  Татьяна еще в институте учились, год оставался. А Татьяна еще и второе высшее образование получала, значит, ей — полтора. Невестка  у нас в Червене после родов жила — с мамой ее беда случилась. А Дима даже не каждую неделю из Минска домой приезжал: в выходные делал и свои чертежи, и Танины. Конечно, трудно ей было, плакала даже. Я понимала, что,  если она сейчас академический отпуски возьмет, то совсем от учебы отстанет, да и заканчивать институт будет позже сына. Нет уж, решили, пусть учится молодежь вместе. Поговорила с Таней: если тебя устроит, я могу декретный на себя оформить, ты побудь еще неделю со мной, а потом поезжай в институт.  Татьяна с Димой уехали, а я осталась с Лизой. Мужа как раз отправили на полгода в Минск, на курсы повышения квалификации. Так я с Лизой разговаривала, как со взрослым человеком: ты тут посиди, поиграй, внучка, на двух ватных одеялках на полу, а я корову загоню. На огороде, когда там работала, коляску ставила, и ребенок спал на свежем воздухе. Я еще и на дому шила, чтобы студентам своим помочь. Швейную машинку открываю, а Лизонька залезет ко мне на коленки и ручки на деревянную подставку кладет. Так вместе и работали. Теперь мы как подружки! Она мне расскажет то, что и маме иногда не решится. Звонит каждый день. И никто из детей меня не забывает. Все приезжают. Сено покосить, по дому помочь, если что нужно. А на прошлый день рождения взяли на работе отгулы и все вместе в середине недели поздравлять приехали. Что еще нужно матери? — риторически спрашивает, завершая свой рассказ, Валентина Эдуардовна Новицкая.

 

… Мечтой о космосе живут многие сегодняшние мальчишки. Но даже те взрослые и прекрасно подготовленные специалисты, кому посчастливилось попасть в отряд космонавтов, годами ждут своего звездного часа. Белорус Олег Новицкий работал в космосе дважды. В одном из интервью, отвечая на вопрос журналиста о том,  какие факторы сложились в его пользу и помогли мечте о космосе осуществиться, он рассказал, что на стадии психологического отбора руководитель отдела медико-биологической и психологической подготовки космонавтов Ростислав Борисович Богдашевский спрашивал каждого космонавта, считают ли они себя везучими людьми. Если космонавт сомневался или отвечал «нет», психологи уже сами задумывались, а стоит ли отправлять такого человека в космос. “Мы летим работать со своим багажом знаний, ценностями, устоями, со своей верой в лучшее, поэтому да, я считаю себя везучим, удачливым, счастливым человеком”, —  признается Герой России, уроженец Беларуси, развернувший на Международной космической станции Государственный флаг нашей страны, Олег Викторович Новицкий.

А если заглянуть в будущее? 23 января 2018 года Государственная медицинская комиссия вынесла решение: «Космонавт Новицкий к очередному космическому полету  готов!” Когда прочла это сообщение на ленте новостей, вспомнилось высказывание нашего знаменитого земляка о том, что человек, мечтающий о полете в космос, должен быть здоров не просто на данный момент, а иметь запас прочности организма.

Этот запас прочности и неиссякаемой веры в лучшее самого Олега закладывался, как мне кажется,  здесь, на самодельном турничке, сделанном папиными руками у дома на окраине маленького городка Червеня. В этом доме старшие всегда опекали младших, все самые главные вопросы решались на семейном совете, а понимание, кому и чем можно помочь, жило у каждого внутри. В этом доме, построенном руками родителей, всегда жила и живет сейчас их, родительская любовь…

Будьте счастливы, наши друзья!

Родительская любовь — она безгранична. Она не имеет  границ не только по силе ее проявления, но и по абсолютной своей бесконечности в пространстве и времени.  И родители, живущие в разных уголках планеты, на разных языках, но одинаково проникновенно, желают своим детям жизненных успехов и делают для их достижения все, что они могут.

В этом убедились еще раз совсем недавно, когда побывали у друзей в Израиле.

Леонард Эпельбаум — одноклассник мужа: вместе заканчивали школу в Ивацевичах, сидели за одной партой. Когда, уже закончив мединститут,  Лера работал детским хирургом в Бресте и приезжал на курсы повышения квалификации в Минск, гостил у нас в Жодино. До сих пор помню потрясающий оливье, приготовленный “мальчиками”, пока я вечером  снимала сюжет для городских новостей на местном телевидении.

Сейчас Лера живет в Афуле —  современном, развивающемся городе, административном центре Изреельской долины. В семье  одноклассника мужа трое детей: очень серьезный семилетний Давид, по-моему, хорошо осознающий свое положение старшего в семье;  эмоциональная, с обостренным чувством справедливости пятилетняя Ори; рассудительная и очень ответственная трехлетняя Талья.

А еще у Леры потрясающая жена  Вика — красавица и умница. Честно говоря, для меня так и осталось загадкой, как можно так легко и непринужденно, пока муж на работе, все успевать: хлопотать по дому, на корню пресекая наши попытки помогать ей по хозяйству; ухаживать за приболевшей мамой Леры и очень творчески, и даже как-то весело готовить уроки с Давидом (в учебниках для израильских школьников  напротив домашнего задания нередко ставится пометка: выполнять вместе с родителями), отвозить детей на занятия теннисом и таэквондо и готовить многочисленные ссобойки для семейного пикника.

Единственное, что нам, гостям, делать разрешалось — это рассказывать о нашей жизни в Беларуси и об общих друзьях бабушке, которая совсем недавно переехала сюда из Ивацевичей, и играть и заниматься с детьми.

Спасибо нашим друзьям, что впустили нас в святая святых каждой семьи — наполненное ежедневными хлопотами, иногда — на эмоциях, но неизменно теплое и радостное, семейное общение.

Поначалу никак не могла справится с ощущением чего-то необычного. Потом поняла — дети, в отличие от многих наших знакомых семей, не сидели часами “в гаджетах”. Нет, эти самые гаджеты у них, конечно, были, только предпочтение отдавалось живому общению с родителями и гостями.

 

 

 

 

 

Вместе с Викой мы встречали Давида из школы, в которой стены были увешаны детскими рисунками

 

 

 

 

 

а полки на коридорах заставлены спортивными “трофеями” учеников, вместе отвозили девочек в садик (у каждой группа в отдельном здании — для своего возраста) в соседний кибуц с неизменными “обнимашками”  при расставании — до вечера.

 

 

 

А вечерами вместе с детьми мы складывали огромные пазлы и играли в прятки, наблюдали за медлительными рыбками и  суетливыми дегу. Каждый вечер Ори делала мне новую прическу, с усердием налегая на массажную щетку. И я, слегка покрякивая, в глубине души надеялась, что еще буду гордиться тем, что когда-то меня причесывала обладательница мировых наград по парикмахерскому искусству. Ведь детские увлечения нередко становятся главным делом жизни, а все великое начинается с малого…

Когда покупали сувениры для друзей из Беларуси, сопровождавшая нас Вика вышла со стопкой развивающих игр. Я предположила, что для работы: Вика занимается внешкольным образованием детей в том же кибуце. Оказалось — нет, для своих детей купила: чтобы не скучали вечерами.

 

 

Конечно же, как и все приезжающие погостить в Израиль, мы много путешествовали по стране: уезжали на автобусные экскурсии по Святым местам и на Мертвое море, а на электричке — к морю Средиземному.

 

 

 

 

 

На остановке электрички с удивлением рассматривали книжные полки, откуда каждый пассажир мог взять понравившуюся ему книгу для того, чтобы скоротать за чтением время в пути, а потом вернуть ее на другой остановке, для другого пассажира. Здорово!!!

 

 

 

 

 

 

 

 

… Теперь, когда вернулись домой, безумно скучаем. По ярким впечатлениям, уютной квартире друзей и, конечно же, по Давиду, Ори и Талье с их неуемной энергией и искренностью чувств.

 

 

А еще в Израиле остались купленные по просьбе друзей детские кимоно для занятий таэквондо, на этикетке которых —   белорусская символика (спасибо герою моего давнего интервью тренеру высшей категории жодинцу Сергею Николаевичу Сербину, воспитавшему в том числе бронзового призера мира по самбо Александра Петуха, за добрые советы по поиску этого подарка детям). Надеемся, что станут чемпионами. Хотя, наверное, это не так уж и важно. Важно, чтобы были здоровыми, умели строить отношения с окружающим миром и добиваться цели, какой бы высокой она ни была.

Будьте счастливы, наши друзья, Лера и Вика! Пусть будут счастливы ваши дети! И пусть все их мечты сбываются!

 

И все получится!

Помнится, меня очень впечатлили воспоминания Героя Беларуси, лауреата Государственной премии Республики Беларусь, заслуженного работника промышленности Республики Беларусь, кавалера орденов Отечества III степени, “Знак Почета”, “Дружбы народов”, награжденного двумя медалями, доктора технических наук,  автора и соавтора целого ряда научных работ, авторских свидетельств и патентов, почти полвека проработавшего на БЕЛАЗе и возглавлявшего это известное предприятия с 1992 по 2007 год, Павла Лукьяновича Мариева.

Биография Павла Лукьяновича — это история его поколения, целая эпоха в жизни большой страны, эпоха значимых событий, важности принимаемых решений и ответственности за происходящее.

В далекие пятидесятые после окончания Ярославского автомеханического техникума Павел Мариев, выросший в многодетной крестьянской семье, по  распределению приехал на Уральский автомобильный завод. Туда, в город Миасс Челябинской области, из Москвы вместе с опытными кадрами был эвакуирован в сорок первом знаменитый ЗИС. Многие специалисты так и не вернулись в Москву, остались работать на УралАЗе, а значит, молодым производственникам,  было чему у них поучиться.

В конструкторском бюро, куда Павел Мариев был определен техником-конструктором и где занимался разработкой технологического инструмента, было двадцать два  человека. Из них двое мужчин: начальник бюро Николай Федорович Мальцев (о нем Павел Лукьянович и сегодня говорит с большим уважением как о хорошем специалисте и грамотном руководителе) и он, Павел.  Милые женщины почтенного возраста нередко просили своего молодого коллегу сходить за них в цех, чтобы контролировать внедрение разработок конструкторского бюро в производство. И Павел ходил, потому что уже в те юные годы был очень ответственным человеком. А еще потому, что ему  это было интересно.

На УралАЗе  Павел Мариев  проработал почти два года. Затем была  служба в Вооруженных силах на Дальнем Востоке.

А в 1959-м  жизненная дорога привела его в Беларусь, и трудовая биография Павла Лукьяновича продолжилась, на БЕЛАЗе, куда он поступил техником-технологом в механический цех.

К выпуску первого МАЗ-525, сборка которых была передана на БЕЛАЗ с Минского автомобильного завода, как отмечал позже сам Павел Лукьянович, он не успел. Зато успел сделать гораздо большее: принять участие в рождении уникальных машин — карьерной техники “БЕЛАЗ”.  В апреле 1960 года в Жодино высадился “интеллектуальный десант” — группа конструкторов Минского автозавода во главе с Заля Львовичем Сироткиным, прибывших работать на БЕЛАЗ. В первом квартале 1961 года ими была уже разработана техническая документация белазовского первенца — карьерного самосвала БЕЛАЗ-540. Несмотря на сжатые сроки разработки этого самосвала, в его конструкцию было заложено значительное число прогрессивных технических решений. Впервые в практике отечественного автомобилестроения на самосвале была применена одноместная кабина, установленная рядом с двигателем. Также впервые были разработаны и применены вальная трехступенчатая гидромеханическая коробка передач, пневмогидравлическая подвеска, объединенная система гидравлического привода рулевого управления и цилиндров опрокидывающего механизма, двухконтурный пневматический привод колесных тормозов.

Но для воплощения нового самосвала в металле требовалась серьезная технологическая подготовка производства. Выполнение этой задачи, как и организация выпуска всех последующих белазовских разработок, легла на плечи технологической службы предприятия, которая, преодолевая все трудности нового и неизведанного, с задачей справилась. Первый самосвал с маркой “БЕЛАЗ” вышел из заводских ворот 14 сентября 1961 года. И ликующие участники митинга тогда, наверное, до конца не осознавали важность происходящего и масштабы сделанного.

Это было первое поколение тружеников БЕЛАЗа, к которому Павел Лукьянович причисляет и себя. И  с благодарностью о нем говорит, поскольку оно, это поколение, заложило основы завода…

Время первых — это риск, это ответственность, без которых невозможны шаги вперед. Техник-технолог, инженер-технолог, начальник техбюро, заместитель главного технолога, заместитель главного инженера, главный инженер, директор предприятия, генеральный директор — такими стали ступеньки карьерного роста Павла Лукьяновича на БЕЛАЗе. Вместе с заводом он переживал и трудные для предприятия времена, и его победы.

Так уж сложилось, что судьба БЕЛАЗа решалась не единожды. В начале 70-х годов, вспоминает Павел Лукьянович,  шли жесткие споры, где развивать завод большегрузных самосвалов. Госплан, а он тогда был законодателем производственно-экономической моды, настаивал на сооружении завода на Урале, поближе к добыче полезных ископаемых. Как будто логично… Но в дело вмешался тогдашний глава правительства Алексей Николаевич Косыгин. Он побывал на БЕЛАЗе, провел заседание союзного министерства, выслушал все точки зрения… Особенно убедительным для Косыгина показалось мнение главного конструктора  завода Зали Львовича Сироткина: все можно вывезти отсюда, но как быть с накопленным здесь интеллектом? Его вывезти практически невозможно… Подводя итоги обсуждения, Косыгин сослался на мнение крупнейшего специалиста и заявил: интеллект действительно не вывезешь, а потому будем развивать производство здесь, в Жодино…

На следующую пятилетку был намечен ввод в действие 40 тысяч квадратных метров производственных площадей блока цехов №2, где планировалось первоочередное развитие производства самосвалов и автопоездов грузоподъемностью 75,  120 и 180 тонн. Для организации производства самосвалов особо большой грузоподъемности требовалось высокопроизводительное оборудование, закупать которое было решено на конкурсной основе, в том числе и за рубежом. Для оперативного решения вопросов, связанных с приобретением импортного оборудования ответственным был назначен заместитель главного технолога Павел Лукьянович Мариев: на этот период его освободили от выполнения основных обязанностей.

К тому времени в личном активе Павла Лукьяновича Мариева уже был диплом Белорусского политехнического института, который он окончил без отрыва от производства, но главное, были мысли о том, как обеспечить  максимально высокую точность изготовления деталей машин, которым предстоит работать в чрезвычайно сложных условиях эксплуатации, и был коллектив, с которым эту задачу реально было решать.

В 70-е годы на предприятии велся поиск новых организационных и технологических подходов в создании будущего производства многономенклатурного ряда карьерных самосвалов. Традиционные технологии и оборудование не отвечали требованиям производства по точности и не подходили по габаритам обрабатываемых деталей. А технологическая подготовка постановки на производство новых изделий требовала не менее 5 лет по времени и огромных материальных затрат.

Хорошо понимая это, Павел Лукьянович Мариев предложил и настоял на использовании гибких технологий на основе быстро переналаживаемых станков с программным управлением.

В дальнейшем и до сих пор это направление стало основой развития технологической базы предприятия.

Поиски перспективных технологий для обеспечения выпуска карьерной техники мирового уровня привели Павла Лукьяновича Мариева  в …Японию, где вместе с другими специалистами он оценивал преимущества уникальных по тем временам станков с числовым программным управлением.  Комплекс закупленного в 1978 году в Японии оборудования стал основой механообрабатывающего производства при изготовлении самосвалов особо большой грузоподъемности, обеспечил быструю подготовку производства новых изделий  и наращивание объемов производства.

Завод рос и развивался, росла и грузоподъемность выпускаемых им машин, которые стали занимать доминирующее положение в технологическом транспорте карьеров при добыче полезных ископаемых открытым способом на просторах СНГ. И не только. Завод прочно вошел в элиту ведущих компаний мира по выпуску карьерных самосвалов и стал крупнейшей среди них.

Однако большим испытанием для завода стал кризис 90-х. Развал Советского Союза, а вместе с ним и разрыв устоявшихся экономических связей, свертывание инвестиционных программ на крупнейших горнорудных предприятиях бывшего Союза, и, как следствие — снижение спроса на белорусские самосвалы, рост цен на электроэнергию, топливо и комплектующие, постоянные изменение в законодательстве серьезно осложнили жизнедеятельность БЕЛАЗа.  В начале 90-х, когда Павел Лукьянович Мариев стал директором предприятия, останавливались сотни малых и средних предприятий, на грани выживания находились даже гиганты.

Павел Лукьянович очень не любит это слово — выживать. Выживать — это удел слабых, а вот умение достойно жить и видеть перспективы даже в самой сложной ситуации, считает он — удел сильных.

Не стало Госплана, и ставка была сделана на прямые добрые партнерские отношения с крупнейшими горнодобывающими предприятиями теперь уже ближнего зарубежья и, конечно же, на коллектив предприятия.

За остановкой падения производства последовал и его рост, сначала медленный, но неуклонный, увеличение поставок выпускаемой БЕЛАЗом техники за пределы СНГ . Однако вскоре стало ясно, что постоянное возрастание доли экспорта производимых машин в страны дальнего зарубежья настоятельно требовало обеспечения продукции мирового  уровня, максимальной гибкости и оперативности при создании новых машин. В то же время поддерживать качество и технический уровень белазовской техники становилось все сложнее: сказывалась изношенность оборудования, которая к середине 90-х годов достигла критической отметки — 83%.

И Павел Лукьянович Мариев стал  первым руководителем в нашей стране, который рискнул и сумел претворить в жизнь крупнейший инвестиционный проект, несмотря на устрашающую по темпам инфляцию. Несомненно, модернизация потребовала от коллектива предприятия строжайшей самодисциплины и творческой инициативы, мобилизации интеллекта  всего инженерно-технического и производственного персонала завода. Здесь учились по-новому жить и работать. В годы, когда все просили денег, на заводе были разработаны – без привлечения сторонних организаций –  проект реконструкции с оценкой инвестиций в 277 миллионов долларов США и бизнес-план. Ставка была на собственные средства предприятия и кредиты западных банков. Проект был осуществлен в 1997 – 2001 годах. Четкая финансовая политика, слаженная работа всех подразделений предприятия позволили в эти годы успешно завершить реконструкцию производственно-технологической базы и конструкторско -исследовательской базы с испытательным комплексом и полигоном, развить товаро-проводящую сеть. Успешная реализация проекта позволила в кратчайшие сроки освоить выпуск самосвалов нового поколения грузоподъемностью 55, 130, 220, 240 и 320 тонн и поднять на новый, высокий уровень экспортный потенциал предприятия в целом.

Президент Республики  Беларусь Александр Григорьевич Лукашенко побывал на БЕЛАЗе впервые в год своего избрания на высокий пост. Увидел завод неприглядным, каким он стал за время после распада Советского Союза. А во второй раз Президент приехал на предприятие спустя шесть лет, когда реконструкция была уже завершена. Завод преобразился, стал на рельсы стабильности и развития.

Во все концы бывшего Союза уходила разработанная с учетом пожеланий потребителей и выпущенная на новом прогрессивном оборудовании карьерная техника “БЕЛАЗ”, подтверждая свою высокую конкурентоспособность и получая заслуженную благодарность горняков и награды Международных выставок. А свою самую весомую награду — звезду Героя Беларуси — Павел Лукьянович Мариев получал из рук президента Республики Беларусь Александра Григорьевича Лукашенко.

Много лет спустя я отважилась спросить у Павла Лукьяновича, как он решился на такой смелый шаг: во времена, когда экономика страны разваливалась, взять огромный кредит за рубежом и приступить на БЕЛАЗе к реконструкции действующего производства. И услышала не “высокие” слова, а очень человечное и понятное:

— Вот открою утром окно кабинета, а там восемь тысяч людей идет на завод. И ты в ответе за их судьбу, за то, получат ли они завтра зарплату или нет.

В этом людском потоке к заводской проходной тогда шли и мы с мужем: в наших трудовых книжках после окончания вузов и поныне запись только об одном месте работы — БЕЛАЗ. В то время двое наших, теперь уже взрослых сыновей, ходили в детский сад, и от того, будет ли работать завод и сможет ли он сохранить трудовой коллектив, зависело и будущее нашей семьи.

Тогда, в конце девяностых — начале двухтысячных, успешно преодолев кризис благодаря реализации крупнейшего инвестиционного проекта, БЕЛАЗ сумел не просто выжить, но и уверенно войти в рынок: значительно вырос удельный вес продукции предприятия в общемировом производстве карьерных самосвалов. Теперь он составлял более трети мирового рынка.

БЕЛАЗ сегодня —  это гордость Беларуси и ее визитная карточка.

Размышляя о судьбе Героя Беларуси Павла Лукьяновича Мариева, сыгравшего свою, особую и очень значимую роль в “биографии”  прославленного белорусского автогиганта, невольно думаю о том, что, наверное, каждому человеку дается в этой жизни шанс сделать что-то очень важное, редко — два или несколько, и только от нас зависит, сможем ли мы воспользоваться этими “подарками судьбы”. Ведь в далекие пятидесятые годы, работая на Уральском автозаводе, молодой конструктор Павел Мариев мог и не откликаться так охотно на постоянные просьбы пожилых коллег сходить за них в цех. Но он шел, и сумел досконально изучить производство, что стало хорошей стартовой площадкой для него уже позже, на БЕЛАЗе.

Мог генеральный директор БЕЛАЗа Павел Лукьянович Мариев, на плечах которого лежала ответственность за многотысячный трудовой коллектив, в трудные девяностые  поддаться “упадническим” настроениям и сказать: ну вот, все развалилось? Точно — не мог… Мог подумать о перспективах спокойной жизни — в свои 59 лет — на заслуженном отдыхе?  Наверное, имел на это право. Но он явил собой пример того, как нужно грамотно руководить и не бояться ответственности: он сложил воедино свои силы, многолетний опыт руководителя, личный авторитет и известность белорусского автогиганта, интеллект трех поколений белазовцев, воплотившийся в уникальных машинах, творческую инициативу и добросовестность восьми тысяч ИТР, рабочих и служащих — тех, кто сохранил  верность заводу и в то тяжелое время, и — получилось…

Мы создаем мир для своих детей

Совсем недавно на поэтическом вечере Тамары Вятской сделала снимок героини праздника в окружении членов ее семьи. И подумалось, что в данном случае творческая неуспокоенность родителей, их постоянное стремление самореализоваться — замечательный пример для их детей.

С Тамарой Вятской мы знакомы давно. Вместе учились на журфаке на “соседних” курсах. Она была единственной замужней студенткой, и их молодая семья жила в бытовке студенческого общежития. Потом  вместе распределились в Жодино. Я работала в заводской многотиражке, а Тамара — собкор Белорусского радио в городе белорусских автомобилестроителей, организовала здесь городское радио, где сама была и сценаристом, и режиссером, и корреспондентом, и ведущей радиопрограмм. Я всегда поражалась, как она все успевала: учиться и рожать детей,  устраивать многочасовые радиомарафоны, чтобы помогать чужим (а чужим ли?) больным детям, ежедневно мотаться на электричке в Минск и готовить потрясающие по своей искренности радиопередачи, потом уехать в Москву, став заместителем директора ТРО “Союзного государства”, снимать документальные фильмы и издавать сборники своих стихов, вернуться в Минск и, поскучав немного на пенсии, возглавить дирекцию радиостанции “Минская волна”. И здесь ей всегда хватало времени и сил для творческих экспериментов: программы в записи сменяли прямые эфиры, делать которые, конечно же, было сложнее, но зато — как интересно! “Минская волна” подставляла свое “информационное плечо”  творческим конкурсам — будь то “Белазовский аккорд” — музыкальное состязание с солидным “стажем” или родившийся совсем недавно областной конкурс юных талантов “Простой мотив”, собирающий под свое крыло очень талантливых детей. А вместе с коллегами — членами творческого сообщества Союзного государства “Друзья — сябры” она отправлялась в далекие (что может быть дальше Камчатки!) путешествия по просторам СНГ, чтобы рассказать белорусам об увиденном.

И это еще не все! Однажды  у Тамары возникло желание возродить у себя на канале трансляцию радиоспектаклей (помните, как в детстве, завтракая перед уходом в школу, мы переживали вместе с радиогероями целую взрослую жизнь). И — получилось! Но самое-то главное, что от идеи, которую она обсуждала с друзьями в Фейсбуке, до ее реализации прошло всего несколько месяцев. И я уверена, что во многом благодаря поддержке тех же друзей, для которых она давно стала образцом творческой неуспокоенности и высокого профессионализма.

За успехами Тамары слежу регулярно, но все чаще в поисковике на запрос “Вятская” появляются другие имена — Вероника и Ксения. Верочку и Ксюшу  помню еще маленькими девочками, которые приходили к маме на работу, в одну из комнат Жодинского почтамта, где Тамара готовила к выпуску свои радиопрограммы. Сегодня Вероника Сердюк — председатель правления МОБО «Центр поддержки семьи и материнства «Матуля»,  мама пятерых детей, награждена орденом Матери. Ксения Вятская — тоже дважды мама, литератор и автор книги о путешествиях с маленькими детьми. Кроме того, Ксения — известный в Беларуси фуд-коуч, автор проекта “Мамiна ежа”, ее кулинарные советы внимательно слушаю  с экрана телевизора (на Первом национальном и Столичном телевидении), читаю на ленте TUT.BY.

Именно у Ксении и решила спросить, насколько личности ее родителей повлияла на выбор ею жизненного пути.

— Ксения, папа — географ, мама — журналист. Наверняка не случайно появилась на свет Ваша книга о том, как Вы открываете мир своему маленькому ребенку?

— Да, когда мне было пять лет и я не пошла в сад из-за простуды – папа-географ обложил меня атласами и дал задание выучить 50 стран и их столиц. Думаю, он тогда пошутил, но я добросовестно выучила эти страны, даже самые сложные, вроде Гондураса и его столицы Тегусигальпа! С папой мы постоянно ходили в походы, ездили на море и в горы, мама брала с собой в бесчисленные командировки: в детстве я научилась быстро просыпаться в 4 часа, завтракать и долго идти своими ногами на электричку. Теперь, заглядывая в воспоминания, я не помню обычных дней, а только яркие впечатления от даже самых маленьких путешествий. 

— “Матуля”, “Мамiна ежа”… Даже в названиях центра и проектов, которые Вы с сестрой выбрали для себя в качестве главных, есть однокоренные слова, производные от самого первого и самого главного для каждого человека слова. А какие личные качества Вашей мамы, известного в Беларуси и России журналиста, Вы, теперь уже взрослый и самодостаточный человек, цените выше всего?

— Свободу от мнений других. Смелость делать только то, что нравится. Мама никогда не будет переступать через себя, свои принципы ради перманентного достижения каких-либо целей. Устала – не убирай и не готовь, постишься – не ешь мясо на официальном приеме, неприятен коллега – не работай с ним, но только не осуждай его и не копи раздражение. Мы росли на вечерних ярких историях о прожитом мамином дне – предельно честных, с признанием собственных ошибок. Это было роскошное детство!

— Много лет назад мы приходили в ваш дом снимать видеосюжет для очередной программы городского кабельного телевидения. Помнится, поразились количеству разносолов, которые мама приготовила  к нашему приходу (это обстоятельство просто выбило из “производственного” ритма моего молодого коллегу-оператора). Культ еды — это семейное?

— И семейное, и генетическое! С обеих сторон мой род всегда занимался едой: прадед был мельником, дедушка с бабушкой – технологами на макаронном и пивном заводах. Родители из дальних поездок всегда привозили гастрономические специалитеты, и мы дегустировали их всей семьей, делая настоящий праздник из новой, неизвестной нам ранее  еды. 

— Ваш проект “Мамiна ежа”, как я понимаю, — это не просто еда, а жизненная философия. В чем ее суть?

— Моя задача  – личная – создать мир для своих детей. Чтобы они ели чистую еду, готовили дома, выбирали хорошие продукты, знали свою национальную кухню. В нашей – такой богатой землей, полями и лесами – стране большие пищевые корпорации обесценивают труд фермеров и крестьянских хозяйств: когда в магазине лежит курица за 3 рубля, кто пойдет покупать домашнюю за 8? И вот с таким подходом мы рискуем остаться вообще без домашних продуктов – это будет катастрофа, которая уже практически свершилась. Я хочу рассказать о том, как важны нам люди, своими руками растящие курочек, картошку и петрушку. Каждый из нас обязан поддержать их дело – только тогда мы сделаем свою нацию здоровой, живой, интересующейся. Для этого, прежде всего, мы и организуем хорошие и вкусные праздники своей, родной, сезонной еды, куда привозим фермеров, людей дела, гастро-энтузиастов и звезд качественного общепита нашего города.

Летом прошлого года мы с еще одними энтузиастами белорусской кухни “Шпаркiя  вiлкi” провели фестиваль чистой и честной еды “Slow food”. Нас, “повернутых” на местной еде, оказалось много, и желающих попробовать выращенное своими руками, тоже: на этот фестиваль пришло около тысячи человек.

А 27 мая в 12.00 собираем всех неравнодушных в Национальном историческом музее Беларуси на праздник честной еды “Усе свае”. Приходите!

— Когда же можно ожидать выхода в свет Вашей книги об интеллектуальной гастрономии?

— Ох, сделать книгу – очень непростое дело. Но я честно собрала все силы и внимание и уже написала одну небольшую книгу про сезонные продукты: осталось ее проиллюстрировать и к осени – надеюсь – мы ее издадим!

 

Все хорошее возвращается…

— Самые красивые в моей жизни цветы  мне подарила дочь, — рассказывает Ирина Геннадьевна Новикова, врач-терапевт 1 категории, заместитель начальника по медицинской части оздоровительного центра «Дудинка» ОАО «БЕЛАЗ» – управляющая компания холдинга «БЕЛАЗ-ХОЛДИНГ». – И вовсе не потому, что других таких знаков внимания от друзей и благодарных пациентов было мало. Просто дочь это делала с такой любовью и так щедро, что на этом фоне меркли все другие букеты.  

С мужем мы, так уж вышло, расстались, и в дочь я старалась вкладывать и двойную родительскую любовь, и умение радоваться профессиональным открытиям  (за плечами – 23 года медицинской практики), и свое понимание жизни, – продолжает свой рассказ Ирина Геннадьевна.

 

 

 

– Елизавета выбрала профессию юриста, окончила факультет международных отношений Белорусского государственного университета.  Но в свои чуть больше двадцати она – член Американского общества международного права, в составе сборной БГУ стала серебряным призером конкурса по международному праву им. Джессопа в Вашингтоне в номинации лучшая письменная позиция.

 

Вместе с подругами по команде они разработали тактические методы защиты и обвинения на тему преступности в киберпространстве и в итоге уступили лишь будущим юристам из Израиля, оставив позади студентов таких престижных вузов, как Колумбийская школа права США, Королевский колледж Лондона, Нью-Йоркский университет, Национальный университет Сингапура и Австралийский национальный университет.

 

В общем, дочка — мамина гордость!

 

Но самый удивительный подарок к моему Дню рождения Елизавета сделала в прошлом году. Просто предложила: мама, а давай мы вместе поедем отдыхать в Испанию. Моя первая реакция, конечно – шок. Дочкина стипендия и моя очень даже скромная (в те времена) зарплата… А впрочем, глаза боялись, а руки делали, согласилась. Билеты на самолет купили сразу же, по Интернету. Еще одно потрясение: куда-то в необозримое пространство ушли наши деньги, а вместо них из принтера выползает какой-то невзрачный листок. Ни тебе привычной твердости авиабилета, ни печатей каких-то. Убеждаю себя: все же XXI  век. Жилье тоже заказали по интернету. Квартира в Барселоне. Совсем рядом — море. А самое удивительное, что когда хозяину квартиры дочь объяснила, что будущее путешествие – подарок маме ко дню рождения, Габриэл так растрогался, что отказался брать плату за проживание. Объяснил, что это — его подарок.

А в целом это был не только отдых, но и удивительно теплое общение. Мы открывали для себя и страну, и испанцев, очень открытых и эмоциональных. Для Габриэла мы приготовили белорусские драники. Правда, комбайна у него не было, а обычную терку удалось с огромным  трудом отыскать в китайском магазинчике. Драники испанцу понравились настолько, что когда мы сказали, что оставляем ему терку в подарок, он был откровенно счастлив…

А музыка звучит…

С Татьяной Борисовной Колдун, мамой белорусского певца, актера и телеведущего Георгия Колдуна, и его младшего брата — победителя шестой “Фабрики звезд” и финалиста “Евровидения”, представлявшего в 2007 году нашу страну на этом престижном международном конкурсе, Дмитрия Колдуна, мечтала познакомиться давно. Отправила Татьяне Борисовне письмо по электронке (спасибо Тамаре Вятской, директору “Минской волны”, моему доброму ангелу, за адрес), рассказала о книге о воспитании талантливых детей, над которой сейчас работаю, попросила о встрече. Даже получила согласие. Но встретиться все как-то не получалось. То Татьяна Борисовна улетала в Америку — погостить у подруги, а когда она возвращалась, я знакомила с Беларусью своих российских друзей; то мы с мужем отправлялись в путешествие, а вернувшись, получали короткое сообщение из Москвы: “Здесь концерт у Димы, дома буду через неделю”; то у меня выпадало свободное время, а Татьяна Борисовна, отправив младшего сына с женой и внуком отдыхать на Кипр, была занята с годовалой внучкой.
И вот, наконец, свершилось. Татьяна Борисовна не вошла — впорхнула в ожидавшую ее вместе с хозяйкой квартиру и словно всколыхнула это мирно дремавшее ожидание. Поделилась впечатлениями от просмотренного ночью фильма, рассказала о проблемах подруги, которая очень далеко, и от этого сопереживать ей сложнее. Вместе порадовались, что дорога от Смолевич, где летом Татьяна Борисовна живет в доме родителей, до Жодино, где живу я, заняла совсем немного времени.
И наконец я задаю собеседнице свой самый главный вопрос:

—Наверное, не случайно в одной семье выросли сразу два таких ярких таланта?
— Музыка у наших ребят — это от папы, — сразу же уточняет Татьяна Борисовна. — Сегодня у Саши день рождения (наша первая встреча проходила 2 сентября — Т.С.), ему исполнилось бы шестьдесят пять. А завтра — годовщина нашей свадьбы. Мы расписались, когда мне было девятнадцать. Саша был старше на год. Мы вместе оканчивались географический факультет БГУ. Там и познакомились, тогда же, в студенчестве, и поженились.

У нашего папы был абсолютный слух. Он играл в университетском ансамбле, был гитаристом. И хотя после окончания университета Саша работал по специальности, учителем географии в школе, но музыка была его увлечением всегда. Правда, он крепко не афишировал свое увлечение. В те времена заниматься музыкой профессионально могли себе позволить немногие: этим трудно было заработать, тем более, когда в семье дети. Но наши дети играть на гитаре научились раньше, чем узнали ноты.

 

 

 

 

Саша рано ушел из жизни, когда ему было сорок девять лет. Не оставил большого наследства в привычном понимании этого слова. Но он оставил детям нечто гораздо большее — талант, любовь к музыке и понимание того, какой эта музыка должна быть.
В доме была огромная коллекция записей лучших зарубежных исполнителей: Beatles, Deep Purple, Whitesnake, Led Zeppelin, Bee Gees, Uriah Heep. Был магнитофон, были кассетники. Музыка в нашем доме звучала всегда. Собственно, она и сейчас звучит…

По мере того, как Татьяна Борисовна рассказывала, мне многое становилось понятным. Когда-то, совершенно случайно попав на концерт Георгия Колдуна, я поразилась мелодичности и глубине текстов написанных им песен. Позднее, читая его интервью белорусским, и не только, СМИ, отмечала удивительную искренность высказываний Георгия о своем пути к себе.
Окончив географический (родительский — Т.С.) факультет БГУ с красным дипломом, педагогом он так и не стал, хотя, будучи аспирантом, преподавал экологию в школе, и более десяти лет подряд летом работал воспитателем в детском лагере “Бригантина”. О Георгие Колдуне — воспитателе наш младший сын Константин, тоже в свое время работавший в “Бригантине”, рассказывал нам с несвойственным его сдержанной натуре восторгом. А умению Георгия владеть аудиторией на интеллектуальных шоу “Один против всех” и “Я знаю” мог бы позавидовать любой педагог.
— Я сама преподаватель, работала завучем, — рассказывает Татьяна Борисовна, — и вижу, что иногда учитель приходит в класс, и он как бы сам по себе, а дети — сами по себе. “Оттарабанил” урок и никаких претензий к нему вроде быть не должно. Но я считаю, что, когда ты работаешь педагогом, ты должен “видеть” собеседника. А чтобы дарить атмосферу праздника, у артиста должен быть контакт с аудиторией. Жоре все это дано. Но, помимо прочего, он очень трудолюбивый и ответственный. В работе с залом ему помогает и чувство юмора. Я с особым удовольствием вспоминаю его остроумные ответы на записки зрителей в концертном зале “Минск” в прошлом году, накануне Дня матери.
И вообще, педагог — это, как мне кажется, не специальность, не диплом, а что-то внутреннее, желание опекать. Жора вообще расположен помогать всем. Наш старший сын долгое время жил с бабушкой, Сашиной мамой, до самого последнего дня поддерживая и опекая близкого человека. Иногда Жора и меня воспитывает. Я ему задаю вопрос, а вместо того, чтобы просто ответить “да” или “нет”, он развивает тему. Так и с английским языком, который я сейчас осваиваю. Однажды он мне часа полтора правил произношение, — улыбается Татьяна Борисовна.
Кроме педагогических опытов в “послужном” списке Георгия Колдуна удивительным образом сочетаются победа в номинации «Супермодель Беларуси-1999» и  звания лауреата и обладателя Первой премии на песенном конкурсе молодых исполнителей “Витебск-2007” (фестиваль «Славянский базар» в Витебске), победителя международного конкурса песни “Discovery-2014” (Болгария), дважды обладателя премии «Телевершина» в номинации «Лучший ведущий по версии телезрителей»; роли Якима Сороки в белорусском мюзикле “Павлинка NEW” на ОНТ и Грэя в «Алых парусах» Максима Дунаевского и  роли ведущего в шоу  “Один против всех” и “100 миллионов”.
Здесь можно было бы вспомнить однажды услышанное жизненное кредо Георгия: «Если что-то делать, то делать хорошо, либо не делать вообще» или ограничиться расхожим “Талантливый человек талантлив во всем”. Можно было бы…
Если бы не прочитанное в одном из интервью признание Георгия:
“Мысли о музыке всё равно были маяком, который светил постоянно. Музыкой я жил и занимался, как только заканчивалась работа…  Я представлял себе, какие ощущения испытывают музыканты, когда поют для большого зала — и людям это нравится… Я не мог быть уверен, что у меня будет так, что я стану записывать песни и петь их на сцене, но точно знал: музыка — это то, от чего я никогда не смогу отказаться”.
Конечно, у истоков этой любви, как отметила сама Татьяна Борисовна, был отец. Цитируя папины слова о том, что есть музыка для нот, а есть для головы, Георгий отмечает, что ему всегда было ближе последнее. Под влиянием папы формировались и музыкальные вкусы обоих братьев. Георгий вспоминает, что, когда началось его увлечение «дворовым» репертуаром (ведь с чего-то нужно было начинать учиться играть на гитаре), папа категорично заявил: «Чтобы я этого больше не слышал». Просто в доме звучала другая музыка, были другие кумиры. А из школы с французским языком Георгий перешел в школу с английским, чтобы лучше понимать Битлз.
Свою первую песню он написал в университете, между первым и вторым курсом. Первые студийные пробы были сделаны в 2004 г. Это были песни «Снег» Николая Носкова и «I only want to say» из рок-оперы «Иисус Христос — суперзвезда». Далее начались эксперименты с собственными композициями. В декабре 2008 года выпустил свой первый альбом «Фрагменты», являясь автором слов и музыки большинства его композиций.
Сегодня Георгий Колдун реализует разные проекты, но выступает и с сольными концертами. Для него важно остаться на эстраде таким, какой он в жизни. А еще, он позволяет себе делать то, что нравится, и для него не важно, кажется ли это бессмысленным для других.
Творчество — это не спорт, где голы, очки и секунды — абсолютный показатель твоего мастерства, считает Георгий, и каждый оценивает его исходя из своего уровня культуры, опыта и настроения в конкретный момент. В одном из интервью он отмечает: “Например, я за свою жизнь не встретил ни одного человека, который считает, что песня «The Show Must Go On» — это ерунда какая-то, —  Хотя… Моя бабушка именно так и сказала бы.
Вот поэтому под видео с выступлением Меркьюри появляются дизлайки. И если проверенные временем хиты, которые можно считать показателями качества в музыке, вызывают у кого-то отрицательные эмоции, то ясно: нет вообще никаких гарантий того, что ты кому-то угодишь. А значит, нужно ориентироваться на собственное восприятие и формировать среду, в которой работаешь. Иначе будет бесконечно штормить в бессмысленной попытке поразить призрачные цели”.
Получить свою аудиторию, полагает певец, можно только экспериментальным путем: иногда твой потенциальный слушатель скрывается за, казалось бы, совсем не подходящими внешними и возрастными характеристиками. А вот попадаешь человеку в душу — пусть и не всегда понятным тебе самому способом.
Правда, признается Георгий, с опытом приходит интуитивное ощущение перед некоторыми выступлениями: сейчас будет выхлоп в пустоту, ты просто зря потратишь время. Выход в этом случае один: петь для самого себя. То есть, ты все равно выкладываешься на полную силу, но проживаешь песню, задернув внутри себя шторы. Если кто-то сквозь эти шторы что-то близкое для себя услышит, словит волну — ура, если нет — ты всё равно не останешься в проигрыше.
Именно поэтому ему ближе не стадионные истории, а камерное исполнение с почти домашней обстановкой.
На корпоративах, которые, по-моему, неизбежны в жизни любого известного артиста, Георгий Колдун работает в основном как исполнитель. А на каверзный вопрос журналистки: “Если гости просят сыграть “Мурку” или “Владимирский централ” за дополнительную плату, соглашаетесь?” поясняет: “Ни разу не просили. Я изначально объясняю, в каких рамках находится мой репертуар. Для себя я определил эти границы как “музыкальная эстетика” Произведения и на русском, и на английском языках, с хорошей мелодикой и текстом. Я сам на такой вырос и учился петь”.
Недавно довелось посмотреть в Интернете фрагменты акустического концерта Георгия Колдуна в новогоднюю ночь 2016 в Минском ресторане Piaffer. Звучали песня Леонарда Коэна “Аллилуйя”, “Для меня нет тебя прекрасней” Юрия Антонова, “ Я могу тебя очень ждать” на стихи Эдуарда Асадова. И новогодняя публика восторженно аплодировала исполнителю, хотя одно из этих исполнений он предварил компромиссным: “Если вам понравится, похлопайте, если нет — приятного вам аппетита”.
“Мне будет легче, если я спою то, что считаю нужным, и останусь неуслышанным, чем пойду на компромисс со своими ощущениями и исполню низкопробную, на мой взгляд, композицию, — рассказал в одном из интервью Георгий. — Есть нижняя черта в выборе репертуара, после которой трудно себя уважать. И лучше остаться не понятым аудиторией, чем самим собой”.
А вот собственные песни Георгий оставляет чаще всего для сольных концертов. Один из них, состоявшийся недавно в концертном зале “Минск”, он предварил кратким, хотя и очень близким и понятным мне сейчас: “Никаких сюрпризов обещать не буду, но на хороший звук, свет и разное настроение точно можно рассчитывать”. Хотя, говоря о настроении зала, в одном из интервью признался: “Хочу, чтобы появилось общее музыкальное дыхание на сцене и в зале. Между мной и музыкантами, между нами — и слушателями”.
А о том, когда и где проходят концерты Георгия, на своей страничке в Фейсбуке сообщает друзьям его мама, Татьяна Борисовна Колдун.
И у ее младшего сына, Дмитрия Колдуна, путь к своей музыке также не был прямым, хотя его время (а Дмитрий младше Георгия на восемь с половиной лет) дало ему гораздо больше возможностей для поиска и самореализации.
— Когда Дима заканчивал школу, у нас был очень сложный год, — рассказывает Татьяна Борисовна. — Накануне, перед Новым годом, умер мой папа, а в январе ушел из жизни и папа Димы. Дима заканчивал школу с медалью, но в мединститут, куда поступали все его одноклассники из медицинского класса двенадцатой Минской гимназии, он не пошел. Объяснил просто: я столько находился к папе в больницу, видел всё и понимаю, что это не моё. Хотя стать медиком сын мечтал с детства. Мой старший брат — врач, он и сейчас работает в военном училище в Ярославле. Дима, когда был маленьким, читал много детских книжек по медицине. Потому и пошел в медицинский класс. А в итоге поступил на химфак БГУ. Хотя еще в школе он проявил себя разносторонним ребенком: писал приключенческие рассказы, в которых главными действующими лицами были его одноклассники. Дома выпускал стенгазету, хорошо рисовал, занимался в драмкружке. Быстро освоил печатную машинку и стал на ней печатать. Один из его рассказов «Пес Полкан – приятель Пети», был даже опубликован в одной белорусской газете в разделе «Рекорды». Особенность этого произведения состояла в том, что все слова в нем, а их было 166, начинались на букву «П». Но я всегда чувствовала, что музыка в его жизни, как и у старшего брата, занимает очень важное место: Дима играл еще в школьном ансамбле, сам писал песни, музыку и слова, в том числе и на беларускай мове. И когда поступил на химфак, музыкальные опыты перекочевали из класса в студенческую аудиторию.
А тут как-то я по радио услышала, что Олег Елисеенков набирает коллектив молодых исполнителей в студию для работы в оркестре Михаила Финберга. Я тогда у Димы спрашиваю: может, попробуешь?
Дело в том, что по жизни мы никогда не руководили детьми: сказали, а дальше — думай сам. Я даже часто просто размышляю вслух, как бы сделала я, а право выбора всегда оставалось за сыновьями.
С Жорой у нас такой разговор состоялся, когда он после аспирантуры ушел в бизнес, и я видела, что он собой не очень доволен. Жить в согласии с собой и заниматься тем, что действительно нравится — это очень важно. Для себя Жора всегда играл и пел, а я, чувствуя свое возрастное движение, все чаще размышляла о главном в жизни. Именно тогда Жора решился круто изменить свою жизнь. Я себя потом часто спрашивала: правильно ли ли поступила, когда заговорила об этом. И все больше прихожу к мысли, что он и сам к тому времени был готов к такому повороту в судьбе.
Вот и Дима после нашего разговора пообещал подумать. А потом все же сходил и договорился на прослушивание. Среди фонограмм у  Жоры была “минусовка” арии Христа из оперы “Иисус Христос — суперзвезда”. И Дима под эту фонограмму пел на прослушивании. Кому-то говорили: идите, мы вам перезвоним, кому-то назначали повторное прослушивание. Диму взяли сразу. И он стал не только студийцем, но и одним из солистов Государственного концертного оркестра Республики Беларусь под руководством Михаила Финберга. Там было много талантливых ребят, с которыми он и сейчас дружит.
Потом был неудачный проект “Народный артист”, который сам Дима назвал своей школой и «прививкой от звездной болезни». Немного позже — Звёздный Дилижанс, и — Фабрика звезд.
Наша Фабрика — это особая история. С финансами у нас тогда было небогато, а ехать в Москву предстояло за свой счет, к тому же и одеть парня прилично нужно было. Ехали в плацкартном вагоне на боковой полке, майку модную ему по всей Москве искали. Дима в поездку оделся легко, а пока их запустили в Останкино, несколько часов простоял на морозе. Когда мне потом говорили: по блату вам победа досталась, я это все вспоминаю…
Там, в Москве, Диму поддерживали поклонницы. В свое время Дима с Жорой выступали в КВН за Московский медицинский институт и девочки, поклонницы из института, мне звонили и спрашивали: Татьяна Борисовна что передать Диме? Я у них даже ночевала, когда приезжала в Москву.
Самая большая трагедия для меня была в том, что “фабрикантам” не разрешали общаться с родными, им позволялось звонить один раз в день по три минуты. А Дима уже встречался со своей будущей женой Викой и, естественно, когда была такая возможность, он звонил девушке. Правда, в интернете можно было включить прямую трансляцию и увидеть, как обстоят дела. Раз в неделю были и репортажи. Шоу-бизнес живет по своим законам, в которых главное — привлечь внимание зрителей. Там же на камеру всё снимали, и иногда выкладывали в эфир не очень приятный вещи. А я видела эти скандалы и очень переживала за сына.
Дима был очень открытым ребенком, когда попал на Фабрику. А когда он вернулся, я его не узнала. Нет, он остался тем же, кем был, только, может быть, стал более закрытым.
Да и триумф, которым завершился для Дмитрия этот проект — тоже большое испытание для молодого человека.
Мы не могли даже предположить, что Дима победит, хотя Жора потом говорил, что всегда верил в победу брата. К тому же Дима умудрился перед самым финалом заболеть и практически не мог петь. Женщина-врач сказала: я тебя не смогу за такой короткий срок вылечить. Дала лекарство, чтобы во время записи обработать горло, а потом сделать укол. И Дима спел замечательно! Хорошо, что была последняя запись…
Победителя объявляли в Олимпийском. Перед церемонией Дима говорит: “Мама, в тройку я войду, но победителем буду вряд ли”. Он накануне пел с Филиппом Киркоровым. Киркоров, когда пришел, сказал: “Я буду петь только с победителем”. Так и случилось. Дима победил. И мы были счастливы от этой победы вместе с ним!
Филипп Киркоров вообще сыграл особую роль в судьбе Димы, но уже позже — в 2007 году, во время подготовки к Евровидению.
С этим конкурсом у нас вообще много эмоций было связано. Когда я однажды утром перед уходом на работу в школу прочитала в новостном интернете, что сына снимают с конкурса из-за того, что заявленная им песня когда-то уже звучала, первой мыслью было: а ведь прием заявок заканчивается сегодня вечером! Срочно позвонила Диме. Он накануне зарегистрировал в авторском обществе свою новую песню “Ангел”, и она еще нигде не звучала. Но там было 3 минуты 45 секунд, а по условиям конкурса нужно было три минуты максимум. Я говорю сыну: а если попробовать? Подручными средствами дома на компьютере Дима обрезает песню, записывает ее на диск, я беру этот диск и везу на Макаенка. И успеваю туда за час до окончания приема заявок! Конечно, песня не была шедевром, но главное, что мы успели с заявкой. Там отбирали тройку претендентов на участие от Беларуси. И Диму взяли, но с условием, что он заменить песню.
В поисках песни для конкурса Дима обратился и к Киркорову. Филипп Бедросович ему тогда сказал: “Вот песни, которые мне предложили в мой репертуар. Хочешь послушать?” И Дима выбирает одну из этих песен. Вернее, песни собственно не было, была одна мелодия, к которой позднее Карен Кавалерян, написал слова. Опираясь на фамилию Колдун, он делает “Work Your Magic (Твори свое колдовство)” . И песня зазвучала! Средства на подготовку к конкурсу выделило государство. Но Киркоров тоже  занимался Диминой раскруткой, гастролями.
Татьяна Борисовна рассказывает, а я вспоминаю, как проходил тот конкурс в Финляндии. Для нас, телезрителей, это был яркий праздник, который был к тому же отмечен успешным выступлением нашего земляка.
По итогам полуфинала Евровидения 10 мая 2007 года Дмитрий Колдун прошёл в финал конкурса, где занял 6-е место, что было высшим достижением Беларуси на конкурсе.
Правда потом для нас, его поклонников, удивительным стало то, что певец на два года практически исчез с экранов и радиоэфиров.

—Почему?
— Как это бывает после победы на крупных площадках, — рассказывает Татьяна Борисовна, — Диму стали приглашать для участия в телепередачах, на роль ведущего в разных телепроектах. Но очень скоро он почувствовал, что это не его. И заявил нам с Жорой: хочу заниматься вокалом. Буду петь и писать песни. Мы с Жорой спрашиваем: “А нельзя ли совмещать? Вот это — для работы а это — для себя”. Но Дима стоял на своем: я буду делать только то, что мне интересно. И тогда мы ему сказали: “Какое бы ты решение не принял, знай, что мы на твоей стороне”.
— Конечно, оторвавшись от привычной среды, — продолжает Татьяна Борисовна, — Дима переживал жутко. И все это время, пока жил в Москве, писал песни. Записал два альбома. Концертов было немного, но были и другие проекты. 29 ноября 2009 года в Санкт-Петербурге московский театр Алексея Рыбникова представил рок-оперу «Звезда и смерть Хоакина Мурьеты», где впервые, после ноябрьских премьер 2008 года, в роли Хоакина Мурьеты вышел на сцену Дима. Рыбников ему тогда сказал: “Ты же настоящий Хоакин. Один в один, каким я его себе представлял”. На премьере я плакала.
Так мы пережили эти два года. Дима много работал, и его песни — «В комнате пустой», «Корабли», «Царевна», «Город больших огней», как и многие другие находили отклик у слушателей, занимали высокие рейтинговые места в хит-парадах. И потихоньку все пошло. Я радовалась тому, что люди просили поставить его песни, потому что сын действительно был им интересен. Хочу сказать, что профессионалы его тоже уважают.

— Таким сыновьями можно гордиться!
— У меня всегда было больше тревоги, чем гордости, — делится Татьяна Борисовна. — Сейчас я занимаюсь организацией Диминых концертов на территории Беларуси, улаживаю все вопросы, технические и бытовые. И пока концерт не закончен, я рядом с ребятами, и если не подставляю руки, то держу их наготове.
—А при всей своей успешности дети друг с другом никак не соперничают?
-Несмотря на разницу в возрасте, они духовно близки. В свое время Жора как старший брат вложил в Диму много своего, и сейчас дети во всем стараются помогать друг другу. Но на самом деле они очень разные, и это хорошо, что разные, потому что прекрасно дополняют друг друга. В 2009 году они вместе вели конкурс “Мисс Интерконтиненталь”, позже был проект “Точь в точь”, совместное выступление на  новогоднем концерте, а не так давно Жора поделился планами сделать с Димой совместную “интеллигентную музыкальную программу”.
Я вообще-то многому сама учусь у детей.

… Чай давно остыл, а нехитрые угощения, которые я традиционно готовлю, если встречи с будущими героями моей книги проходят у нас дома, так и остались нетронутыми. А мы с Татьяной Борисовной все говорили, говорили…
Уже через несколько дней после этой первой встречи, пытаясь реабилитировать себя как хозяйку, решилась пригласить Татьяну Борисовну в гости еще раз, на День открытых дверей, который ежегодно проходит на БЕЛАЗе накануне Дня машиностроителя. В этот день, открывая двери предприятия для заводчан и их семей, гостей города, белазовцы традиционно показывают всю линейку выпускаемой здесь продукции, новые разработки, в том числе и 450-тонный карьерный самосвал — обладателя двух рекордов Гиннеса.
Интерес к БЕЛАЗу огромный, и наши многочисленные друзья, бывшие одноклассники, однокурсники, а теперь уже и их дети и внуки, часто приезжают издалека.
Отзвонилась Татьяне Борисовне, пригласила ее посмотреть на жодинские автогиганты. К нашей с мужем радости, вместе с мамой в Жодино приехал и младший сын Дмитрий (он накануне давал большой концерт на площадке Минского тракторного завода) с сыном Яном и папа Вики, жены Дмитрия.
Дмитрий, натянув кепку на глаза и разом “погасив” свой легко узнаваемый взгляд, на два часа превратился в обычного гостя города белорусских автомобилестроителей.
Традиционно в начале — краткий экскурс в историю БЕЛАЗа, что мне, как автору двух книг по истории предприятия, сделать было совсем несложно, а потом — рассказ о сегодняшнем дне и новинках белазовской техники, где прерогатива первенства как рассказчика уже перешла к мужу.
Так и двигались по ставшей в этот день пешеходной главной улице Жодино: мы с Татьяной Борисовной, не переставая делиться впечатлениями, дальше оба Виктора (муж и Викин папа оказались тезками) и — Дмитрий с четырехлетним Яном, который, держась за папину руку, передвигался исключительно на самокате (чтобы меньше уставали ножки, как пояснила бабушка).
Вопреки моим опасениям, никакой звездности у Дмитрия не наблюдалось. Сразу же после приветствия меня словно отпустило: “звезда” оказалась прекрасно воспитанным и эрудированным молодым человеком, который, лишь изредка и мягко делая замечания подвижному Яну (а в многоголосой толпе, которая просто заполонила “улицы” завода маленькому человеку легко было потеряться), живо интересовался заводской жизнью. (“Город больших машин” — так озаглавит свои впечатления об экскурсии на БЕЛАЗ Дмитрий Колдун в тот же день вечером на своем сайте www.koldun.name ).
Традиционные фотографии — Ян в колесе и на ступеньках БЕЛАЗа, и сладкая вата, купленная уже на выходе. Мне показалось, что Ян ни на минуту не отпустил руку папы. Проходя по заводскому конвейеру с многотонными БЕЛАЗами, Дмитрий объяснял сыну какие-то очень сложные вещи на понятном ребенку языке. Замечательная, и, как я понимала, при огромной занятости певца, довольно редкая возможность вот так спокойно и долго общаться с сыном.
Удивительный ребенок Ян! В свои четыре с половиной года умеющий играть в шахматы. Милый и непосредственный. Вся семья с улыбкой вспоминала, как на невинное замечание папы в самолете, который вез семью на отдых: “Вот, Кипр пролетели”, мальчик рванул в кабину пилота с криком: “Остановитесь, мы Кипр пролетели…” и был вежливо придержан бдительным стюартом.
Уже позже, когда услышала на авторадио разговор с ведущей о том, что певец не делает шоу из своей личной жизни, поняла смысл фразы, сказанной Дмитрием: “Счастье любит тишину”. А дома (это и есть счастье!) Дмитрия ждала жена Вика, с которой они вместе еще со школы, и годовалая дочка. И это обстоятельство нисколько не сказывается на популярности певца и признании его таланта у юных поклонниц. Как, впрочем, и поклонников тоже: на личном сайте певца — расписание его гастролей. И хотя шоу-бизнес диктует свои законы, лично мне в тот день спокойствие Дмитрия Колдуна, оставившего личное пространство закрытым от посторонних и подарившего замечательную экскурсию в город больших машин сыну, очень импонировало.

Сегодня в моих записях о талантливых музыкантах Колдунах поставлена точка. Вернее, многоточие.
Потому что люди, с которыми общаюсь, и встречи, которые дарит судьба, меня, как журналиста, еще долго не отпускают.
Что буду делать сегодня?
Возможно, открою присланные Татьяной Борисовной Колдун уроки английского, чтобы наконец-то осуществить свою давнюю мечту и залатать собственные языковые прорехи, которые не дают возможности в полной мере наслаждаться путешествиями. А еще вспомню, что Татьяна Борисовна мечтает научиться хорошо плавать и танцевать аргентинское танго. И буду размышлять о том, что неуспокоенность родителей, их стремление в любом возрасте открывать для себя что-то новое — хороший пример для их детей.
Или возьму наконец спицы и недовязанный жаккардовый шарф для сына, сяду у телевизора и включу повтор интеллектуального шоу Белтелерадиокомпании “Я знаю”, где Георгий Колдун, со свойственной ему деликатностью и обаянием, помогает юным белорусским школьникам, штурмующим свою первую в жизни вершину, справиться с волнением. И, как и родители этих детей, буду испытывать к Георгию бесконечную признательность, потому что хорошо помню, как много людей помогали и моим детям на их пути к себе.
Или включу, тоже в записи, финальный концерт “Фабрики Звезд-6” в Олимпийском, и снова вместе с Дмитрием Колдуном переживу тот триумф, когда ведущий назовет фамилию победителя. Его, Дмитрия фамилию. Он будет явно растерян и ликовать одновременно. А я буду размышлять о том, что самый надежный тыл у человека — это его семья, когда многое в твоей творческой жизни было предопределено хорошей музыкальной средой, в которой ты вырос; когда мама вместе с твоими музыкантами разбирает после концерта аппаратуру и ведет самые заинтересованные переговоры о концертах будущих; когда брат, отложив в сторону все дела, помогает с фонограммой для твоей заявки на конкурс, который станет в твоей судьбе знаковым; и главное — когда в твоей душе живет твердая уверенность, что если что-то случится, нужно просто набрать нужный номер, и помощь придет.
Или еще раз прослушаю запись песни в исполнении Георгия Колдуна “Белая птица”, присланную вчера Татьяной Борисовной по Viber. И буду вспоминать очень искренние интервью Георгия, где он говорит о том, что ему может быть интересно и одно, и второе, и третье, но музыка — это то, чем он внутренне живет, чем дышит.
А вечером, когда мы с мужем сядем в машину и отправимся в пусть даже очень короткое путешествие, с подаренного Дмитрием Колдуном диска обязательно будут звучать его песни, очень мелодичные и искренние. И я снова и снова буду размышлять о том, что, если следовать за мечтой и заниматься любимым делом, постоянно развиваясь и обогащая себя, то все, что задумано, обязательно сбудется…

Наша «Машина времени»

Подписчицей “Комсомолки” была, как мне кажется, всегда, но обращаться в редакцию лично не приходилось. А тут накануне выступления группы “Машина времени” в Минске редакция объявила конкурс на лучшие воспоминания, связанные с группой, и мне очень захотелось написать. О чем? Нет, не о том, как мы, студенты, в далекие восьмидесятые, отправились на научную конференцию в Киев и за час до начала концерта гастролировавшей там  “Машины времени” пытались прорваться через огромную толпу к билетной кассе, в чем, прочем, совсем не преуспели. Рассказать захотелось о личном, вернее, о семейном.

Мы с мужем женаты 31 год. И все это время, как мне казалось, он жил только для нас: больше, чем собственное настроение, его всегда волновало, почему вдруг загрустила жена и как у сыновей складываются отношения с одноклассниками.  Но все же мы с детьми знали о тайной страсти нашего папы: это “Машина времени”. Когда из любого источника звука раздавался такой узнаваемый  голос Андрея Макаревича, всегда невозмутимое лицо мужа  как-то светлело, и он начинал улыбаться. Именно поэтому песни “Машины времени” звучали в нашем доме всегда: сначала с бабинных кассет магнитофонов, потом — из колонок, подключенных к кассетнику, а позже — с экрана телевизора, куда вставлялась флешка. Увидеть артистов “вживую” как-то долго не доводилось: сначала просто не было денег, которые приоритетно уходили на образование и развитие сыновей, позже — времени, чтобы ехать куда-то далеко…

Но однажды, будучи в командировке в Минске, увидела  красочные афишы с портретом Андрея Макаревича и решила, что лучший подарок к пятидесятилетнему юбилею мужа — это билеты на концерт его любимой “Машины времени”.

Билеты эти, упакованные в красивый конверт с трогательными словами поздравления, в среднем ящике секции, где хранились другие документы, лежали довольно долго. И вот мы — в зале Дворца Республики. Пока на сцене устраиваются микрофоны и “пробуются” струны гитар, стараюсь незаметно оглядеть соседей. Все так: они, немолодые уже юноши и девушки из наших восьмидесятых. И тоже — в ожидании…

… И вот — зазвучало. И новое, и совсем не забытое старое. Зал — большой, и, конечно, артистов на сцене хорошо разглядеть не можем, но музыка… Она  так близко, что проникает внутрь, задерживаясь и вибрируя там, где, по-видимому, и находится душа. Когда зазвучало: ”Вот, новый поворот…” вдруг замечаю, как мой “непробиваемый” муж, отвернувшись и стараясь стать неприметным, смахивает из уголка глаза слезу. И — в диссонанс — боковым зрением вижу, как ринулась к проходу — танцевать — совсем юная леди в юбке до пят, а за ней — ее  молодые друзья.

Спасибо тебе, “Машина времени”! За нашу молодость, за честность и внутреннюю свободу, за тексты, которые звучали в нас десятилетиями. Спасибо за твое творческое долголетие, за то, что не растворилась в пространстве и времени, а по-прежнему радуешь нас, твоих зрителей и поклонников!..

А знаете, я стала победителем конкурса, объявленного газетой, и получила самый лучший приз — приглашение на концерт “Машины времени”. И снова звучала музыка. И мы с мужем почти охрипли, подпевая музыкантам.

Как же все-таки здорово дарить радость близким!!!

Как сын открыл для нас Америку

— Родители, а давайте я свожу вас в путешествие по Америке, — предложил как-то старший сын Тимофей. — Только — чур — не спрашивать, что сколько стоит!

Поездки сына в США в служебные командировки от Парка высоких технологий для нас, родителей, стали делом уже привычным. Но чтобы самим…

Муж, выросший в многодетной семье, ответил, не задумываясь, категоричным “Нет, нет и нет!”. — Это ж сколько это будет стоить, даже представить страшно!

Я же, совсем еще недавно  представляя БЕЛАЗ на Международных выставках и регулярно оформляя в бухгалтерии финансовые отчеты о зарубежных командировках, “масштабы бедствия” как раз-таки представляла. Но обещала подумать.

Однако  после того, как сын признался, сколько он копил на эту поездку и как мечтал о том, чтобы в Америку отправиться вместе с родителями и показать им эту страну, оба “бастиона” пали.

… Процедура получения американской визы в Москве была похожа на сказку. Прежде всего, потому, что проходила в день рождения мужа:  так совпало, что в тот год 10 мая был рабочим днем в России и выходным — в Беларуси, и мы решили использовать эту возможность, чтобы не отпрашиваться с работы.

Строгая юная леди — сотрудница посольства — перелистав наши паспорта со множеством европейских виз, рассмотрев все документы  и выяснив для себя, что нашу поездку финансирует сын, задает еще несколько вопросов и торжественно объявляет о принятом решении посольства: визы нам выдать.

А потом — прогулка по Москве, которая еще “дышит” праздником — Днем Победы, и экскурсия на Поклонную гору — еще один, семейный подарок для мужа, машиностроителя по жизни, но в душе историка.  

Собственно сборы в дорогу были недолгими: в Калифорнии жара, пояснил сын, так что вещей нужно брать по минимуму. Запасные футболки купим там.

И вот мы — в самолете. Вопреки ожиданиям, перелет совсем не утомляет. Может быть, потому, что много разговариваем  с сыном, что в последнее время у нас с ним, очень занятых людей, случалось не часто. А может быть потому, что перелет за океан у нас с мужем был впервые, и ожидание чудес спрессовывало время.

Первый “американский сюрприз” встречал нас уже в аэропорту. После прикладывания руки к специальному аппарату для снятия отпечатков пальцев из самого аппарата выползает перечеркнутый крест-накрест листок с моей фамилией. Взволнованный сын выясняет у служащей, что это означает персональное собеседование с представителем пограничной службы. Нет, какие-то познания в английском после обучения в университете и зарубежных командировок у меня, конечно, были, но сын беспокоится, окажется ли достаточным мой словарный запас для выяснения ситуации. В конце концов решается сам подойти к пограничнику. И, о чудо! Проникновенные слова о том, что “это мои родители и мы путешествуем вместе”, как сказочный “сезам” отворяет двери. В итоге большим коллективом (вопреки инструкции подходить по одному) мы ломанули к улыбающемуся пограничнику, который и пояснил, что из-за волнения я просто неправильно разместила пальцы на экране регистратора. Так случается. Повторяю процедуру — на этот раз удачно, и — привет, Америка! Привет штат Калифорния и город Лос-Анджелес!

Забегая вперед, отмечу, что эту фразу — “сын подарил нам путешествие по Америке” — позже мы использовали не единожды, и каждый раз она встречала восхищенное  понимание американцев: у них как-то “теплели” лица, они много спрашивали нас о наших впечатлениях от Америки и даже предлагали пройти без очереди, чтобы сократить ожидание очередного праздника.

Машину сын арендовал онлайн, еще будучи в Минске, и все время был за рулем, несмотря на робкие просьбы папы дать ему возможность порулить. Хотя особенностей в организации дорожного движения там, за океаном, было немного. Особо нас впечатлило то, что для машин с пассажирами предоставляется отдельная, более скоростная полоса — carpool. Это объясняется большим количеством машин и предполагается как стимул для организации совместных поездок.

Рассказать подробно о всех маршрутах нашего путешествия  просто  невозможно. Будучи в США неоднократно, сын подобрал для нас самое, с его точки зрения, интересное: Голливуд и Юниверсал Студиос, авианосец Мидвей и пляжи Малибу, Парк Секвойя  и дамба Гувера. И все это нужно было посмотреть за 10 дней. Иногда, приезжая в очередную гостиницу в два часа ночи, мы получали новую вводную: “Подъем в шесть утра, иначе не успеем”. И знаете, это было совсем не утомительно. Вопреки моим домашним опасениям, что немолодой уже организм не выдержит таких чудовищных нагрузок, радость от восприятия увиденного затмевала собой и ощущение гудящих ног, и неудобства многочасовых переездов, и тяготы подъема на два километра в гору. Я никогда не думала, что в свои “больше пятидесяти” так легко и быстро на заднем сидении автомобиля могу поменять мокрый купальник на шорты и майку, чтобы, ненадолго остановившись на неприспособленном для “диких” туристов пляже и искупавшись в океане, не мешкая, снова двинуться в путь.

Атмосферу нашего постоянного внутреннего ликования может передать один лишь эпизод.

Обернувшись со своего водительского сидения, сын спрашивает:

— Родители, согласно информации Интернета закат на Малибу через час и десять минут. Навигатор поясняет, что ехать нам туда — час. Попробуем успеть?

И мы стартуем! И успеваем увидеть, как солнце прячется за океан. И ликуем. И босиком по мокрому песку убегаем от очередной гигантском волны и кричим, радостно вскидывая руки вверх. И никто, похоже, этому не удивляется, потому что ежедневное, но от этого каждый день не менее волнующее событие, радует не только нас. По скользким уступам прибрежной скалы перебираемся на маленький пляжик, и он как бы уже наш, персональный, его сын “нашел” несколько лет назад и каждый раз сюда возвращается. А теперь вот — с нами.

И еще — о самых ярких впечатлениях путешествия.

Тематический парк “Universal Studios Hollywood” “Юниверсал студиос Голливуд”. Сюда мы приходим на целый день. И наконец понимаем, почему сын перед поездкой так настойчиво просил нас посмотреть самые яркие фильмы, отснятые кинокомпанией:  “Челюсти”, “Назад в будущее”, “Кинг Конг”, “Водный мир”, “Трансформеры”, “Парк юрского периода”, “Мумия”. Потому что вот они, места, где все это происходило. На маленьком трамвайчике, получив 3D очки, путешествуем по павильонам. И попадаем в страшное крушение поезда метро, когда, остановившись за секунду до того, как тонны железа обрушатся на наши головы, невидимый нам механизм откручивает все действо обратно. И “летаем” с Гарри Поттером так высоко, что дух захватывает, и “падаем” с водопада, и наблюдаем, как акула “разгрызает” очередного водолаза, и проезжаем мимо знакомого по американским кинолентам здания, которое, оказывается, и не здание вовсе, а только одна стена. И понимаем, что съемки внутри самого “здания” — это просто съемки в павильонах.

Когда наша “трамвайная” экскурсия завершается,  я, как и все  туристы, сбрасываю в огромный контейнер очки. Собираюсь  выйти за территорию, а сын удивленно спрашивает:

— Мам, а ты почему очки не сдала? Я трогаю рукой устроившиеся на макушке дужки якобы моих очков, и понимаю, что отправила в корзину не студийный реквизит, а свои с диоптриями, без которых чувствую себя, как слепой крот на солнце.

-!!!

— Ох, — обреченно вздыхает сын и, согнув пополам свои метр восемьдесят четыре, начинает копаться в контейнере. И — удивительное дело, находит, что искал. Ура!

Уже в конце дня мы с папой устраиваем среди себя маленький социологический опрос: какой аттракцион понравился больше всего, и отдаем своеобразную дань уважения победителю: в волшебном замке снова отправляемся в полет с Гарри Поттером.

Так мы прожили этот день. Хотя, если честно, был у путешествия по киностудии и огромный минус.  После посещения специального показа, как делаются трюки в кино, я теперь с меньшим удовольствием смотрю американские боевики. Просто я теперь знаю, как это делается…

А потом, немного уставшие от впечатлений, обедаем в кафе, где официант затевает викторину с вопросами о героях ленты “Форрест Гамп”. И наш сын выигрывает эту викторину, первым абсолютно правильно отвечая на все вопросы. И получает приз. И мы —  в который уже раз — страшно гордимся сыном!

На следующий день — экскурсия в сам Голливуд. Здесь все немного традиционно: снимок на фоне горы с легендарной объемной надписью, на дорожке, где обозначены фильмы, в разные годы получившие главные кинопризы, “Аллея звезд”, о которой много слышала, но никогда не думала, что доведется увидеть воочию, и “отпечатки” рук актеров, чьи работы всегда восхищали.  

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Еще день спустя сын везет на в Санта-Барбару. Ставший для всех отечественных телезрителей первым образцом “мыльной оперы”, этот городок кажется очень тихим и провинциальным, не лишенным, впрочем, особого изящества и шарма.

Наш путь дальше — в знаменитый Парк секвойя. Америка — удивительная страна, которая на своей территории объединяет самые различные экосистемы. Здесь пустыни  запросто соседствуют с многомиллионными городами, а гористая местность — с национальными парками. По информации, полученной из Интернета, 14 национальных парков США входят в список Всемирного наследия ЮНЕСКО. Парк Секвойя – национальный заповедник в Калифорнии, известный своими гигантскими секвойями. В этом лесу, опять же, по информации, почерпнутой из Интернета, находится пять из десяти самых больших в мире деревьев. Средняя высота секвойи — 60 метров, хотя есть  экземпляры высотой  до 115 метров, обхват ствола самого большого дерева — 31, 5 метра.

Уже на парковке надписи на специальных табличках советуют убрать еду из машины. А все потому, что медведи, привлеченные запахами, могут забраться  внутрь, чтобы полакомиться тем, что вы там оставили.

Гуляем по парку и много фотографируемся. Немного огорчаюсь, что фото получаются не очень, с моей точки зрения, удачными: на лице явно обозначился долгий переезд. Сын успокаивает: мам, на этих снимках главное — масштаб. Соглашаюсь и радуюсь: масштаб действительно получился. В парке пахнет хвоей, …летом и свободой. По парковым дорожкам продвигаемся от одного реликтового дерева  к другому.

 

К скале Moro Rock (или просто Моро), высота которой — 2050 метров, добираемся от парковке на шатле. Финишную, самую трудную часть пути до вершины скалы преодолеваем пешком. Узкая дорога с перилами. На небольших площадках уступаем дорогу туристам, которые уже спускаются, и от этой взаимной молчаливой вежливости и улыбок возникает ощущение полноценного общения. Ликуем на вершине и делаем панорамную видеосъемку. Здесь ощущение того, что ты ближе к Богу, поэтому молча разговариваю с ним о самом важном. И еще я понимаю, что к числу своих личных подвигов и жизненных достижений я добавлю вот этот, нелегкий подъем, на который отваживается не каждый.

А в шатле по дороге назад, к парковке, кто-то устраивает импровизированное интервью (чему мы уже не удивляемся): Where are you from? (Откуда вы?). Каждый называет штат США, откуда приехал. Тимофей отвечает за нас: “From Belarus” (Из Беларуси). После непродолжительного молчания следует чей-то вопрос: “Where is it?” (Где это?). Немного подумав, сын отвечает: “In Europe” (в Европе). Как расскажешь в такой короткой поездке о нашей стране? И все же радуемся, что имя Беларуси прозвучало. И тому, что не просто знакомимся с Америкой, но и говорим попутчикам о своей стране.

Морской музей “USS Midway Museum” в Сан-Диего. Сюда мы пришли ранним утром, к открытию музея, как, впрочем, и в другие памятные места на маршруте нашего путешествия, где чуть позже становилось многолюдно. Это правило уже в начале нашей поездки установил наш организованный сын: чтобы ничто и никто не мешал нам наслаждаться впечатлениями.

Я думаю, что Мидвей можно назвать музеем для мальчишек всех возрастов: оказаться на авианосце, участвовавшем в боевых походах, полазить по громадине, побывать в каютах и на капитанском мостике — вот это восторг! Хотя, признаюсь, вместе со своими “мальчишками” тоже испытала нечто подобное. 

А на берегу, рядом с авианосцем, — огромная скульптура: моряк целует девушку. Уже вернувшись домой, в Интернете отыскала подробную информацию о ней. Оказывается, сделана скульптура была по мотивам известного фото. Этот снимок матроса, целующего медсестру, американский фотограф Альфред Эйзенштадт сделал в Нью-Йорке 14 августа 1945 года. Фотография стала невероятно популярной — как один из символов победы во Второй мировой войне. Это произошло на Тайм-Сквер после того, как президент США Трумэн объявил об окончании войны с Японией. Юная медсестра, услышав сообщение по радио, выбежала на улицу и была подхвачена случайно оказавшимся рядом матросом. Молодые люди  поцеловались, абсолютно случайно попали в объектив фотокамеры, и разбежались в разные стороны. Но потом они  попали сначала в журнал «Life», а затем — навечно в историю.

Я очень благодарна сыну не только за эту поездку, но еще и за то, что она сподвигла меня к поиску дополнительной информации о том, что мы увидели и услышали в Америке. Это тоже помогало открывать для себя мир и было не просто интересно.  Это было здорово!!!

Сан-Диего оставил еще одно очень сильное впечатление, гастрономическое. В кафешке, куда нас привел сын, предлагались одноразовые бумажные передники и скатерти. Их полезность мы в полной мере осознали, когда официант принес нам …небольшой мешок только что сваренных креветок и массу соусов к ним. Кроме того, что это было необыкновенно вкусно, само действо возвращало нас в сказочное детство, когда «извазюкаться» можно было абсолютно безнаказанно (в конце трапезы официант ловким движением сворачивал скатерть и наши передники, так что оставалось только вымыть руки в ближайшей санкомнате и — вуаля — мы снова готовы к путешествию).

Питание во время нашей поездки — это вообще отдельная история. Мы могли часами часами продвигаться на машине к очередной цели путешествия, останавливаясь лишь слегка перекусить в придорожных закусочных, но если уж уделяли время для трапезы, то это был настоящий праздник.

Как я теперь понимаю, и эта часть программы сыном была тщательно продумана. Привыкший все анализировать и тщательно продумав маршруты родительских экскурсий, он приводил нас в те места, где не просто кормили, а еще и предлагали “фишку”, что-то особенное и неповторимое. Мы завтракали в кафешке, где, пока взрослые вместе с чашечкой кофе поглощали вкуснейшие вафли с черникой и кленовым сиропом, дети увлеченно раскрашивали фломастерами занимательные картинки, разложенные тут же, на столиках; обедали супчиком из морепродуктов под шум океана, а ужинали за таким вот столом с разбросанными по нему креветками. И это было незабываемо!!!

А вечером в Сан-Диего мы гуляем по дорожкам в парке Ла-Хойя вдоль опустевшего пляжа. И морские котики за небольшими барьерами (наверное, чтобы защитить именно их от нас, туристов, а совсем не наоборот) пронзительно вскрикивали, и чайки защищали своих не умеющих еще летать детенышей от этих морских монстров.

Утром — снова в путь. Теперь он лежит в Лас-Вегас. Город, который лично для меня знаковый: раз в четыре года, как Олимпийские игры, в нем проходит очень важная для БЕЛАЗа выставка горнодобывающего оборудования. Сюда наша рекламная служба  регулярно отправляла рекламные грузы на выставку. А  вот теперь вместе с мужем, тоже белазовцем, едем сюда сами. Уже как туристы.

Гостиница “LUXOR”, куда привозит нас сын, оборудованная с использованием египетских мотивов, поражает. И вопреки данному обещанию не спрашивать о стоимости, интересуюсь у сына, во сколько же нам обойдется ночь в окружении такого географического великолепия. Сын, улыбаясь, поясняет, что разница в стоимости номеров в выходные дни, когда сюда приезжают поиграть в казино состоятельные люди, и в будние дни, когда гостиницы полупустые, существенно отличается. Так что для нас номер обойдется даже дешевле, чем в Вильнюсе, куда мы с мужем иногда отправлялись на выходные. В очередной раз поражаемся нашим мудрым детям, которые, умеют оптимизировать затраты на путешествия, используя все возможности Интернета. Оставляем вещи в номере — и знакомиться с городом.

 

 

 

Предваряя возможные вопросы, скажу: нет, в казино мы не играли. Наблюдали за азартными игроками со стороны, в гостинице “BELLAGIO”, у “подножия” которой вечерами работают “поющие фонтаны”. Это потрясающе, когда игра воды (по гороскопу я — водолей, и любые водные действа принимаю с восхищением) и цвета накладывается на звучание классической музыки! У фонтанов мы стояли долго, “пережив” сразу несколько сеансов водной феерии подряд. И тогда мне казалось, что мой внутренний мир просто переполнился эмоциями от увиденного в этой стране, и еще немного — и я просто перестану воспринимать новое.

А потом — завершающий ужин в кафешке гостиницы (мы иногда отпрашивались у сына, пока он общался со своими американскими коллегами-айтишниками, в самостоятельные походы). Здесь  основные блюда “добывались” по принципу самообслуживания, а напитки доносил официант. Именно этому официанту довелось окончательно развеять культивируемый внутри меня еще в то, советское время, миф об искусственности американских улыбок и эмоций. Поверьте, интерес к нам, гостям из Беларуси (к нашей радости, этот официант как раз знал, где находится наша страна) был совершенно естественным.  Доставив очередной заказ, он возвращался к нашему столику и, присев на корточках, снова и снова интересовался нашими впечатлениями об Америке. И говорил о том, что тоже мечтает о дальних путешествиях. Призвав на помощь весь английский словарный запас, мы рассказывали ему о Беларуси, по которой тоже много путешествуем сами.

И уже думали о том, что завтра мы возвращаемся домой…

А знаете, что я считаю главным итогом этого нашего путешествия с сыном? Даже не массу впечатлений, которые со временем становятся все ярче. Мы много рассказывали об этой поездке друзьям и знакомым. И кого-то эти рассказы вдохновили на свои поездки в дальние страны вместе с родителями.

Коллегу встречали вместе с мужем в аэропорту. Они с мамой прилетели из Болгарии (на Америку денег не хватило, смущенно призналась дочь). Коллега осталась поездкой довольна. Мама была откровенно счастлива.

А вот другая приятельница задумала экскурсию для родителей как подарок к годовщине их свадьбы. Родители отказались: здоровье не позволяет.

И снова обращаюсь к вам, юные: если задумали путешествие с родителями, чтобы сделать их абсолютно счастливыми хотя бы на десять дней, торопитесь.  Чтобы успеть…

Спасибо вам, мои друзья!

Подруга рассказывала, как после первой лекции “Введение в предмет” седовласый профессор обвел глазами аудиторию и попросил:

— А теперь посмотрите вокруг.

Студенты недоуменно переглянулись.

— Возможно, а скорее всего так и будет, — продолжал преподаватель, — что, сдав экзамен, вы через какое-то время забудете многое из того, что я вам сегодня рассказал. Но люди, которые сейчас рядом с вами, останутся в вашей жизни надолго. Цените студенческую дружбу! Общайтесь, помогайте друг другу, вместе совершенствуйтесь в своей будущей профессии! Успехов вам!

А знаете, так и было.

Журфак БГУ (так раньше назывался нынешний институт журналистики) я окончила в 1981 году. Прошло 36 лет, но хорошо помнится все: и занятия, и студенческие картошки, и наши «пробы пера», и «Медиум», который мы отмечали уже в новом здании журфака, и написанные нами научные работы, и поездки на студенческие конференции, и подработки вечерами, чтобы всем вместе путешествовать, отправиться в поездку в Ленинград, в Ригу  или в Москву.

 

Наши преподаватели… Такие разные, но неизменно вносившие в нашу жизнь радость узнавания чего-то нового. Всегда элегантная Нина Александровна Сницерева, наш куратор, будет для нас не только добрым советчиком, и но и эталоном стиля. Талантливейшая Татьяна Дмитриевна Орлова, первая встреча с которой просто потрясла, через пять лет станет руководителем моей дипломной работы. Требовательная Ангелина Александровна Руденко — руководителем моей первой научной работы. А молодой преподаватель Александр Константинович Свороб, (сейчас он — заведующий кафедрой периодической печати института журналистики, кандидат филологических наук, доцент), отправится с нашим курсом  на студенческую “картошку”.

Мои однокурсники… Семьдесят пять человек. Три группы. Пока только изучаем друг друга. Среди нас, вчерашних школьников, поначалу держатся вместе только  “пэошники” — выпускники подготовительного отделения журфака. Наш староста Володя Бельский, комсорг Витя Дудко, Таня Бородич, Маша Митрахович, Володя Дятчик,  Шура Дынников, Ваня Гаврицкий, Шурка Гайдук — это только из нашей, первой группы. Мы смотрели на них, как на очень взрослых, имеющих жизненный опыт людей. А были они всего на несколько лет старше нас.

 

Наша маленькая “стайка” организовалась уже на первом курсе: Катя Агеева, единственная среди нас минчанка, Люда Грабчикова (школу она заканчивала в Пуховичах), Дина Быкова, приехавшая из Витебской области, и я, отправленная мамой на учебу в столицу из Солигорска. Дину на время учебы поселили у себя  родственники, Люда ежедневно ездила на занятия на электричке, Катя, разумеется, жила дома. Так что в студенческом общежитии проживала  только я, и подруги нередко заглядывали к нам “на огонек”, чтобы вдохнуть “воздух” общежития, без которого, как считалось,  восприятие студенческой жизни был бы неполным.

Но чаще всего, конечно, все вместе обитали в уютной Катиной минской квартире. Папа Кати — Иван Минович Агеев, в прошлом редактор областной газеты “Минская правда”, мама — библиотекарь. Для меня, провинциалки,  то была первая в жизни встреча с интеллигентной ( в самом высоком понимании этого слова) семьей. Это сейчас, провожая гостей так же радостно, как и встречая, недоумеваю, как Катина мама, милейшая Вера Игнатьевна, тетя Вера, выносила нашу пятилетнюю “оккупацию”. Во всяком случае известное выражение “мой дом — моя крепость” — это явно не про нее. Здесь, в этой минской квартире, мы всегда бывали благодушно приняты,  накормлены и уложены спать  в “девичей” комнате на диване и раскладных кроватях.  Все книжные полки в  этой комнате занимала Библиотека всемирной литературы, и для меня, уверовавшей в то, что такое количество книг бывает только в библиотеке, первая встреча с Катиной квартирой стала настоящим потрясением.

Словом, мы часто “зависали” у Кати. Наша подруга даже изобрела формулу: “Отправляясь ко мне на час, прихватите с собой зубную щетку (был назван еще один предмет число женского туалета, о котором, по чудом сохранившейся девичьей стыдливости, умалчиваю), потому что вы можете остаться здесь на месяц”.  Так и было. А апофеозом этой “гостевой” программы стало утро после нашего студенческого выпускного, когда Вера Игнатьевна обнаружила на кухне написанную явно не рукой дочери записку: “Мама, разбуди меня в 9.00”. Потрясенная Вера Игнатьевна все же растолкала Катю, и та, кивнув в сторону мирно сопящей Грабчиковой, пояснила: “Это Люда писала” и снова провалилась в сон…

А на первых курсах во время  сессий вся компания переселялась за город,  в пустующую квартиру Людиной сестры, которая в то время жила с маленьким ребенком у мамы. Прихватывались конспекты и учебники, закупалось большое количество продуктов (до сих пор помню улюлюкание рейсового автобуса, между захлопнувшимися дверями которого после нашей высадки оказалась зажатой гирлянда из сосисок. Мы уже отошли от автобуса, когда он тронулся… “Сосиски на снегу” — так была названа эта картина, позже отраженная в Катиных шаржах на нас).

Уже “дома” все билеты делились на четыре части (по-моему, это было Катино изобретение), литература по теме каждым изучалась углубленно, а потом излагалась в виде ответа на билет. И ей Богу, никогда в жизни мне не доводилось слышать более талантливого изложения классики! А информация о нескольких десятках газет, выходивших в Петербурге в 1917 году (предмет назывался “История партийной печати”), грамотно размещенная Катей в таблице, запоминалась гораздо лучше.

К экзаменам готовились допоздна. Уставали страшно. Именно тогда нами были выявлены разные ступени крайней “запиленности” студентов перед экзаменами: сначала ругаемся, потом необычайно вежливы, чтобы ссора не вспыхнула вновь,  а потом безудержно хохочем. И это означало: все, край, пора идти спать.

Наша четверка и на экзамены шла первой. И первой выпархивала из аудитории, прижимая к груди зачетку и ликуя, что — пусть и ненадолго, до утра следующего дня — свобода!!!

Спасибо вам, мои дорогие  Катюша, Динка и Люда, за все, что вы сделали для меня тогда. И не только в плане учебы и получения новых знаний . Спасибо за воздух свободы и атмосферу неуспокоенности и творчества в каждом деле. Я очень надеюсь, что в конечном итоге для всех нас это взаимообогащение и “взаимопроникновение” было полезным.

И пусть по-разному сложились наши судьбы, мне кажется, оглядываясь на прожитое, сегодня нас можно назвать людьми успешными. Правда, я тогда не могла себе представить, что наша красавица, по которой уже тогда “плакали” всемирные подиумы, Люда Грабчикова на долгие годы станет главным редактором районной газеты, и о переменах в ее внешности (как всегда — потрясающих) мы будем узнавать из фоторепортажей о форумах белорусских СМИ в республиканской прессе и на ТВ.

Ну, а в остальном для меня все было предсказуемо. Катя Агеева возглавила национальный радиоканал “Культура” и, мы с мужем, отправляя детей в крупнейший минский кинотеатр “Октябрь” смотреть конкурсную программу белорусского кинофорума “Листапад”,  говорили: “Посмотрите, там в жюри — тетя Катя”.  

Дина Быкова (Гусева), всегда изысканная и утонченная, после завершения журналистской карьеры придет работать в компанию “MARY KAY”, которая, как известно, не только косметика — но и философия жизни, и именно благодаря Динульке, ее истинно журналистской общительности и жизнелюбию,  мы сможем не только минимизировать количество морщин, но и на долгие годы сохранить молодость души.

Я же распределюсь на БЕЛАЗ, сначала в заводскую многотиражку, а потом в службу рекламы, закончу еще один вуз — политех, проработаю на заводе тридцать четыре года, вместе с коллегами напишу две книги по истории белорусского автогиганта и объеду полмира, представляя БЕЛАЗ на международных выставках.

Все это время — более трех десятков лет — не перестаю следить за успехами однокурсников.

На моей книжной полке — книги однокурсников: “Блiзкi бераг” Володи Бельского и “Белорусская Америка” Леонида Прончака.

Удивительно! Память не сохранила Лениного лица (не виделись с выпускного), а когда звучит песня “Каля Чырвонага касцела” (Леня написал стихи для этой песни, он сегодня не только журналист, но и поэт, переводчик, автор песен, Член Союза писателей) в исполнении Валерия Дайнеко, эмоции плещут через край.

Петя Васюченко,  гениально исполнявший роль первокурсника на наших студенческих капустниках, теперь Петр Васильевич Васюченко, заведующий кафедрой Белорусского лингвистического университета, известный белорусский писатель, литературовед, критик, драматург, эссеист, кандидат филологических наук, лауреат нескольких литературных премий .

Недавно в Минске, когда знакомила со столицей своих московских гостей, на полках книжного магазина “Цетральный” увидела и с восхищением пролистала фотоальбом “Проспект Независимости” с прекрасными фото и богатейшей исторической информацией. Книга выпущена издательством  “Беловагрупп”, руководит которым Татьяна Владимировна Белова, в студенчестве — Таня Бородич. Долгие годы Татьяна былы директором издательства “Белорусская Энциклопедия”, а сейчас у нее — собственное дело. Наверное, ты не догадывалась, но я всегда восхищалась тобой, Таня!

Более тридцати лет  на журфаке преподавала Татьяна Ивановна Пранович, наша Таня Чигринова, сея разумное, доброе, вечное (а иначе она, по-моему, не умеет).

Проработав тридцать четыре года на крупнейшем белорусском промышленном предприятии, я не переставала восхищаться прекрасным знанием экономики экономического обозревателя газеты “Белорусы и рынок” Татьяны Маненок, нашей всегда спокойной и даже застенчивой Танечки.

А недавно довелось брать интервью у директора издательства “Белорусская Энциклопедия”, тоже нашего однокурсника Владимира Владимировича Андриевича. Володя тогда только  вернулся из Астаны, где был руководителем белорусской делегации на Международной книжной выставке в рамках ЭКСПО-2017. Книга, выпущенная издательством накануне — «Всемирное наследие Франциска Скорины» — получила Гран-при,  стала лучшей среди книг 25 стран, которые приняли участие в выставке в Астане. Книга-альбом «Бренды Беларуси. Машины» также получила диплом первой степени в номинации «Наука и инновации». Диплома удостоена еще одна книга издательства “Белорусская энциклопедия”, в номинации «Книга для детей и юношества» — «Большая энциклопедия маленького профессора». Приятно…  Поздравляю тебя, Володя! Тебя и весь коллектив издательства.

О ком-то из однокурсников узнаю из интернетовских новостей. Игорь Авдеев в течение многих лет руководит музеем истории белорусского кино, что можно было предвидеть еще в те, студенческие годы, учитывая интерес Игоря именно к этому “одному из важнейших видов искусств”. Александр Саламаха сегодня — первый заместитель председателя Белтелерадиокомпании, Виктор Дудко — первый заместитель генерального директора телекомпании СТВ. Это тоже было ожидаемо, учитывая лидерские качества наших однокурсников, которые ярко проявились уже в студенческие годы.

Иногда контакты с однокурсниками много лет спустя были спонтанными, но от этого — не менее радостными. Когда формировали документы на соискание авторским коллективом БЕЛАЗа Государственной премии Республики Беларусь в области науки и техники, готовили публикацию для газеты “Веды” вместе с Павлом Владимировым, и это было не только творческое, но и очень радостное общение. Помнится, мне очень понадобился профессиональный совет,  и именно однокурсник Слава Шевчук придал мыслям нужное направление и заставил двигаться вперед. Когда шеф-редактор журнала “АЛЕСЯ” Лариса Раковская приняла решение публиковать в журнале отрывки из моей книги, оказалось, что заместителем главного редактора в журнале работает тоже моя однокурсница Елена Терентьева. Меня тогда поразило, как бережно и деликатно работала Лена с моими текстами.  Давно не виделись со многими однокурсницами. Лида Брижевич и Люда Бусько, где вы?

Но самым большим потрясение для меня стала встреча много лет назад на Международной выставке в чешском городе Брно, где БЕЛАЗ представлял свою продукцию, с тогдашним послом Беларуси в Чехии Владимиром Петровичем Бельским, а в далеком прошлом — старостой нашей группы и всего курса Володей Бельским, который пришел познакомиться с белорусской экспозицией перед открытием выставки. Мы не виделись много лет, но я, помниться, едва сдерживала эмоции, выразить которые просто не было возможности: вокруг были руководители министерств и ведомств, генеральные директора предприятий… А Володя нисколько не смущался! “Подвинув” меня к генеральному директору БЕЛАЗа, тогда уже Герою Беларуси Павлу Лукьяновичу Мариеву, представил “госпожу Сахарчук” как очень талантливую однокурсницу, всколь “позавидовав” БЕЛАЗу, что такой человек (это я!) работает именно там.

И предложил вместе сфотографироваться (вот этот снимок, на нем я рядом с Володей. Ой, с Владимиром Петровичем). И это была самая лучшая презентация меня в моей жизни!!!

 

Мне иногда даже кажется, что творческие победы и достижения моих однокурсников заставляли меня задавать себе вопрос: “А что есть я?” И в поисках ответа на него придумывать новые рубрики и тематические полосы для заводской газеты, и создавать школу стендистов, чтобы ведущее машиностроительное предприятие республики — БЕЛАЗ — и на выставках был лучшим, и писать летопись истории завода, и организовывать городское телевидение, и задумывать фильмы, получавшие потом высокие международные награды.

Спасибо вам, мои друзья!

За вдохновение!

За бесценные советы!

За вашу неуспокоенность, которая, как выяснилось,  заразительна!

После окончания БГУ мы не часто собирались вместе. Дина Быкова обзванивала нас, первую группу, сообщая о месте встречи, в решении организационных вопросов, как всегда, незаменим был Слава Шевчук. Вот они, мои однокурсники, на снимке, сделанном 24 июня 2011 года нашим фотографом, а точнее сказать, фотохудожником,  Толей Басовым.

 

Таким большим составом по другому, грустному поводу, мы собирались, пожалуй, лишь однажды. На похоронах Володи Бельского. Он лежал в гробу, такой неузнаваемый, и было во всем действе такая тоска и безнадега, что пальцы судорожно ломали  стебли гвоздик, принесенных на похороны…

Было много воспоминаний. О том, что жило в его душе обостренное чувство справедливости ко всему, что происходило.  Как он, наш староста (и группы, и всего курса) пытался организовать дополнительные “стипендии курса” для наших однокурсников. Очень талантливых,  но не самых …отличников. По рублю с каждого из нас (это было нарушением финансовой дисциплины, за что Володя был тут же наказан),  и была бы готова полноценная стипендия для того же Саши Усени, написавшего, еще будучи десятиклассником (мы с Сашей в те еще школьные годы  в один день стали победителями первого в Беларуси  республиканского конкурса юных чтецов) такие вот пронзительные по своей искренности стихи (до сих пор помню их наизусть):

 

Я бы умер давно.

Жил бы камнем в лесу у дороги,

Миллионы веков

Ожидая гранитных седин.

На лице у меня

Вытирали бы пыльные ноги

И садились бы все отдохнуть

У меня на груди

 

Я бы умер давно.

Жил ромашкой бы в поле раздольном.

И девчонка одна,

Вдруг заметив меня у реки,

Погадала б на мне,

Отрывая — как больно! Как больно!

Мои белые руки —

Мои руки, мои лепестки.

 

Я бы умер давно.

И горел где-то в небе звездою

У влюбленных в глазах

Я печально светил бы всегда.

Может, кто-то сказал

Обо мне, глядя в небо ночное:

-Посмотри, как горит,

Это наша, наверно, звезда.

 

… Я бы умер давно.

Жил бы в мире ином и иначе.

Не жалел бы о том,

И не мучала б сердце печаль.

Если б знал, что потом

Обо мне кто-то тихо заплачет.

И подумает: умер,

Уже не вернется. А жаль…

 

Увы, многих наших однокурсников уже с нами нет.

Нет Володи Дятчика, чья морская душа вознеслась в небеса где-то над Севастополем.

Нет Володи Дьякова, нашего весельчака и балагура, который “под ручки” буквально “тащил” по проселочной дороге нас, ничего не видящих в темноте очкастых первокурсниц, на танцы в соседнюю деревню на первой нашей  студенческой “картошке”.

И Володи Бельского, вот, тоже нет…

И мы стоим рядом, постаревшие однокурсники, объединенные общей бедой.

Спасибо вам, мои друзья, за дружескую поддержку в трудные минуты!   

Ведь именно об однокурсниках, а не о многочисленной родне, подумалось, как врачи подтвердили  неутешительный диагноз сыну.  

Первой, как всегда, откликнулась Тамара Вятская. Нет, Тома не была однокурсницей в буквальном понимании этого слова — училась курсом младше, но жила вместе с мужем и сыном (единственная среди нас, семейная студентка!) рядом с нами, в бытовке студенческого общежития. А потом мы вместе распределились в Жодино и стали  по иерархии  студенческого братства почти родней. Я всегда поражалась: как она все могла: учиться и рожать детей,  устраивать многочасовые радиомарафоны и помогать больным детям, ежедневно мотаться на электричке в Минск и готовить потрясающие по своей искренности радиопередачи, уехать в Москву, став заместителем директора ТРО “Союзного государства”, и снимать гениальные фильмы, вернуться в Минск и, поскучав немного на пенсии, возглавить дирекцию радиостанции “Минская волна”. Но главное — она всегда оказывалась рядом, если ее помощь была нужна. Именно Тома спасла меня тогда от отчаяния. И разыскивала транспорт  (своей машины у нас тогда еще не было), и договаривалась о консультации. Тома, я все помню!

В те трудные дни Дина Быкова, наша “скорая помощь”, наша “душа команды”,  напомнила мне, что в нашей студенческой “семье” появился медик — муж Лили Сушкевич, тогда еще не лауреат Государственной премии, а всего лишь подающий надежд молодой хирург. И нам снова помогали.

А еще однокурсники передавали деньги. Вещь во все времена полезную, но тогда, когда одна упаковка лекарства для сына стоила половину моей месячной зарплаты,  крайне необходимую.

Слава Богу, и мне  удавалось помогать однокурсникам, когда им было особенно тяжело.

Спасибо вам, мои друзья, за то, что вы у меня есть.

Сейчас, когда пишу эти строки, хотелось бы адресовать юным дарованиям, будущим студентам, эти размышления о том, что  журфак БГУ дал нам не только прекрасные знания, но и замечательных и очень талантливых друзей, которые и сегодня идут с нами по жизни рядом. И что нужно быть готовым принять эти «подарки судьбы».

Успехов вам, юные!